тепло. Мэтчем тронул Дика за плечо и предостерегающе поднял палец.
– Тсс! – сказал он.
Странный звук нарушил тишину. Он повторился еще несколько раз, прежде чем они догадались, что он означает. Казалось, какой-то грузный человек прочищает себе горло; затем хриплый, фальшивый голос запел:
Король спросил, вставая, веселых удальцов:
«Зачем же вы живете в тени густых лесов?»
И Гамелин бесстрашный ему ответил сам:
«Кому опасен город, тот бродит по лесам».
Певец умолк; слабо лязгнуло железо, и все затихло.
Мальчики смотрели друг на друга. Кто бы ни был их незримый сосед, он находился как раз по ту сторону развалин. Мэтчем внезапно покраснел и двинулся вперед; по упавшему бревну он перешел через ров и осторожно полез на огромную кучу мусора, наполнявшую внутренность разрушенного дома. Дик не успел удержать его, и теперь ему оставалось только следовать за ним.
В углу разрушенного дома два бревна упали крест-накрест, отгородив от мусора пустое пространство не больше чулана. Мальчики спустились туда и спрятались. Через маленькую бойницу они могли видеть все, что происходило за домом.
То, что они увидели, ужаснуло их; они попали в отчаянное положение. Уйти отсюда было немыслимо; даже дыхание свое приходилось им сдерживать. Возле рва, футах в тридцати от того места, где они сидели, пылал костер; над костром висел железный котел, из которого валил густой пар, а рядом с костром стоял высокий, тощий краснолицый человек. В правой руке он держал железную ложку; на поясе у него висели охотничий рог и большой кинжал. Казалось, он прислушивался к чему-то; видимо, он слышал, как они вошли в дом. Это и был, несомненно, певец; он, вероятно, мешал в котле, когда шорох чьих-то шагов на мусорной куче донесся до его слуха. Немного дальше лежал, закутавшись в коричневый плащ, еще один человек; он крепко спал. Бабочка порхала над его лицом. Все это происходило на лужайке, белой от маргариток. На цветущем кусте боярышника были развешаны лук, колчан со стрелами и кусок оленьей туши.
Наконец долговязый перестал прислушиваться, поднес ложку ко рту, лизнул ее и снова принялся мешать в котле, напевая.
«Кому опасен город, тот бродит по лесам», —
хрипло пропел он, возвращаясь к тем самым словам своей песни, на которых остановился.
«Сэр, никому на свете мы не желаем зла,
Но в ланей королевских летит порой стрела».
Время от времени он черпал из котла свое варево, дул на него и пробовал с видом опытного повара. Наконец он, видимо, решил, что похлебка готова, вытащил из-за пояса рог и трижды протрубил в него.
Спящий проснулся, перевернулся на другой бок, отогнал бабочку и поглядел по сторонам.
– Чего ты трубишь, брат? – спросил он. – Обедать пора, что ли?
– Да, дурачина, обед, – сказал повар. – Неважный обед, без эля и без хлеба. Невесело сейчас в зеленых лесах. А бывали времена, когда добрый человек мог здесь жить, как архиепископ, не боясь ни дождей, ни морозов;
