Нам трудно было не заметить этих дефектов во внешности особенно тогда, когда он очень немужским голосом объяснял нам урок. Это мешало нам вникать в суть этих объяснений. Однако со временем мы привыкли к новому учителю. И, справедливости ради, скажу, у Николая Алексеевича я научился решать задачи по геометрии, уменью применять к решениям знание теорем, аксиом, функциональных и алгебраических зависимостей и отношений. И несмотря на это, антипатия к учителю так и не была преодолена в нашем классе. Мы устраивали ему всякие каверзы, уходили с уроков. Однажды в ожидании учителя, запаздывающего после звонка, кто-то из нас выглянул за дверь и увидел, что Николай Алексеевич шел медленно по коридору, ведя рукой по стене. Он был пьян. Потом еще несколько раз он приходил в класс под порядочной «мухой». В такие дни он ставил всем пятерки.
А однажды мы узнали, что Николай Алексеевич женился на бывшей нашей классной руководительнице, Полине Дмитриевне. Нам было опять обидно, ибо мы не могли понять, почему она выбрала себе такого мужа. Не дано нам было тогда понимать это, когда у женщины, может быть, и выбора-то не было. А она тогда уже была в возрасте, за невестиными пределами, судьба уже больше ничего не могла ей пообещать. Все равно мы были в обиде за нее на нашего математика. А Полина Дмитриевна была счастлива. И в Николае Алексеевиче мы скоро заметили перемены. Он стал ходить в чистых рубашках, в отглаженном костюме. За год до войны у него тоже родился ребенок. Не помню только, кто это был – мальчик или девочка.
На второй день всеобщей мобилизации Николай Алексеевич ушел на фронт, но ему повезло: в 1945 году он вернулся с войны. Однажды в 1947 году я встретил его около нашей школы вместе с учителем физики и его товарищем по кавказским путешествиям Сергеем Алексеевичем Ивановым.
Среди всех учителей двести семидесятой школы на особое место я ставлю учителя физики Сергея Алексеевича Иванова. Кое-что я уже успел о нем рассказать, но все это было не главное. Неглавной в этом человеке была его специальность учителя физики. Он не делал культа из своего предмета, не увлекал нас в занимательные тайны его законов и экспериментов, хотя и преподавал его профессионально, на достаточно высоком уровне собственных знаний. В молодости он учился в реальном училище и до начала Первой мировой войны едва не успел закончить Московское высшее техническое училище. Полученных знаний ему оказалось достаточно, чтобы после окончания той войны, в которой он участвовал с начала и до конца, стать школьным учителем по физике и математике. Но в школе он стал не только преподавателем этих предметов. Он был первым человеком, который приобщил нас к миру искусства, научил нас не только ходить в театр, но и познакомил с тайнами театрального действия, перевоплощения в образы русских героев, чем способствовал более глубокому пониманию русской литературной классики, да и событий русской истории. Все это мы получали от него параллельно со знанием физических законов в учебном
