извлекали из-под дивана и затем, поникшего, поджавшего хвост, прижавшего уши, уносили. Позднее появлялась Мари и с гордостью докладывала, сколько блох осталось плавать на поверхности воды после купания.
Должна сказать, что теперешние собаки по количеству блох не идут ни в какое сравнение с собаками моего детства. Несмотря на то что собак купали, вычесывали щеткой, несмотря на щедрые порции дезинфицирующего раствора, у всех наших собак было полно блох. Может быть, потому, что они не вылезали из конюшен или играли с дворовыми собаками. Но зато они были и гораздо менее избалованными и гораздо реже посещали ветеринара, чем теперешние. Не припомню, чтобы Тони когда-нибудь болел, его шерсть всегда блестела, он с аппетитом съедал свое мясо, то бишь объедки, оставшиеся после нашего обеда, и над ним никто никогда не трясся.
Да и над детьми раньше тряслись куда меньше, чем теперь. На легкий жар вообще не обращали внимания. Если температура выше тридцати девяти с половиной держалась двадцать четыре часа, это могло повлечь за собой визит врача, но на меньшие цифры никто не реагировал. Случалось, кто-то объедался зелеными яблоками и мучился от так называемой «печеночной колики». Двадцать четыре часа в постели, голод, и, глядишь, болезни уже и след простыл. Пища была добротной и разнообразной. Наверное, в те времена существовала тенденция слишком долго держать детей на молоке и молочном киселе. Но лично я с самого юного возраста любила мясо, которое подавали на обед няне, и просто обожала бифштексы с кровью. Очень увлекалась также девонширскими сливками. Насколько это вкуснее, говорила я маме, чем рыбий жир! Можно было намазывать их на хлеб или просто есть ложкой. Увы! В нынешнем Девоне уже не найти настоящих девонширских сливок, снятых с кипяченого молока и уложенных пластами с желтыми верхушками в глиняные крынки. Конечно, я просто уверена, что моим самым любимым блюдом были, остались и, может быть, останутся навсегда сливки.
Мама, предпочитавшая разнообразие в пище, как, впрочем, и во всем остальном, время от времени оказывалась во власти какого-нибудь нового веяния. То выяснялось, что самое питательное – это яйца. Под этим лозунгом мы ели яйца чуть ли не три раза в день, пока не взбунтовался папа. То переживали рыбный период и питались исключительно камбалой и хеком, чтобы улучшить работу мозга. И только отдав дань всем диетам, мама вернулась к нормальной еде, ровно так же, как после насильственного вовлечения папы в теософию, унитаристскую церковь, заигрывания с католицизмом и флирта с буддизмом мама благополучно возвратилась на круги своя, к англиканской церкви.
Но я отвлеклась. Было на редкость приятно убедиться, что дома ничего не изменилось, разве что к лучшему: у меня была теперь моя Мари.
Мне представляется, что до тех пор, пока меня не затопила лавина воспоминаний, я никогда не думала о Мари, это была просто Мари – часть моей жизни. Для ребенка мир – это то, что происходит с ним, и, следовательно, люди в нем делятся на тех, кто ребенку нравится, кого он ненавидит, и тех, кто делает его счастливым или несчастным. Мари, юная, веселая, улыбающаяся, всегда со всем согласная, была неотъемлемой частью этого мира.
Теперь
