эти нелепые слова слышат и сам «мужик», Ксаверий Антонович Лисиневич, конечно из «бывших», и сама мадам Лузина, «вспыхнувшая» при виде гостя, и ее муж, Павел Петрович, тут же вышедший в переднюю, чтобы немедленно начать «волынку»: «…„Мужик“… хе-хе! Ди-ка-ри! Форменные дикари. Я вот думаю: свобода там… коммунизм. Помилуйте! Как можно мечтать о коммунизме, когда кругом такие Ксюшки… Спору нет: Ленин – человек гениальный, но… да, вот не угодно ли пайковую… хе-хе! Сегодня получил… Но коммунизм это такая вещь, что она, так сказать, по своему существу… Ах, разорванная? Возьмите другую, вот с краю… По своей сути требует известного развития… Ах, подмоченная? Ну и папиросы! Вот пожалуйста, эту… По своему содержанию… Погодите, разгорится… Ну и спички! Тоже пайковые… Известного сознания…»
Все происходит на одной, пожалуй, страничке, а сколько Булгакову удалось передать: и отношение к Ксюшкину докладу, и то, как Ксаверий Антонович, при виде выплывающей Зинаиды Ивановны, «свел ноги в третью позицию», уже готов был послать ей «долгий и липкий взгляд», но при виде выползающего из двери мужа этот взгляд «угас», и то, как хозяин начал угощать гостя папиросами, а папиросы оказались «пайковыми», то есть никудышными, и то, как чиркали спичками, а спички тоже оказались плохими. А на этом фоне хозяин разглагольствует о коммунизме и необходимых условиях его построения в России.
Но эти бытовые мелочи и неурядицы отступают на последний план, как только все собравшиеся сели за приготовленный столик и стали священнодействовать: так начался спиритический сеанс.
А Ксюшке интересно узнать, почему потушили свет и почему ей приказали сидеть на кухне и «не топать пятками». А там, за дверью, что-то стало постукивать, стало страшно, но, преодолевая страх, она приникла к замочной скважине. Но ничего не поняла, только еще больше ее распирало от любопытства: как же, господа за дверью кого-то спрашивали, сколько времени еще будут у власти большевики, и признавались, как они их ненавидят… Спрашивали, кто свергнет большевиков. И конечно, помчалась к своей подружке, оказавшейся на парадной лестнице внизу, все и излила: «Заперлись они, девонька… Записывают про инпиратора и про большевиков… Темно в квартире, страсти!.. Жилец, барин, барыня, хахаль ейный, учительша…» А в это время спускался по лестнице «бравый в необыкновенных штанах», на бедре которого «тускло и мрачно глядело из кожаной штуки востроносое дуло». А Ксюшка продолжает рассказывать о своих впечатлениях: «Ланпы потушили, чтобы я, значит, не видела… Хи-хи! И записывают… большевикам, говорят, крышка… Инпиратор… Хи! Хи!»
А остальное было уже, как говорится, делом техники. «Бравый» проследил за возвращавшейся к своим хозяевам Ксюшей, узнал, где ругают большевиков и вызывают «инпиратора», сбегал за командой, и вскоре она появилась в разгар спиритического сеанса: «В дымной тьме Сократ, сменивший Наполеона, творил чудеса. Он плясал как сумасшедший, предрекая большевикам близкую гибель… Когда же нервы напряглись до предела, стол с сидящим на нем мудрым
