бел нутром!..Опытные журналисты сразу почувствовали недоброе и заявили протест против явной провокации, «предательского намека», «скрытого доноса и самого наглого вызова», потребовав от Булгакова ответа тоже в стихах-экспромте… Булгаков растерялся, такого он не ожидал от того, кто клялся не раз ему в любви и дружеских чувствах, а тут явное предательство, хоть и в шуточной форме.
– Так требуете от меня ответа?! Хорошо! В детстве и юности я тоже баловался стихами, попробую…
По части рифмы ты, брат, дока, —
начал Булгаков.
Скажу Олеше-подлецу…
Но путь… но стиль… но роль.
Кто-то возражает против «подлеца», «дикий рев голосов» поддерживает: «Подлецу – долой!»
Булгаков соглашается с публикой: ладно, переделаем… И вновь начал декламировать:
По части рифмы ты, брат, дока, —
Скажу я шутки сей творцу,
Но роль доносчика Видока
Олеше явно не к лицу!..
Все собравшиеся почувствовали себя неловко: эти шутки, эти перепалки до добра не доведут… И быстро стали расходиться.
Вдогонку расходившимся Олеша начал просить извинения у Михаила Афанасьевича:
– Я, кажется, малость загнул?
Но неприятный осадок на душе все же остался…
И. Овчинников от нечего делать сидел за своим столом и записывал эти импровизации, «куски и варианты возникающих стихов, колонки рифм, подсказы и замечания слушателей».
«Живые эти записи валялись у меня в нижнем ящике стола вместе с другими такими же ненужными бумагами, – вспоминал И. Овчинников. – Но случился какой-то переезд. Ящики столов пришлось освобождать. И тут вместо того, чтобы выбросить заметки в мусорную корзину, я выбрал их и наскоро, так сказать, „кодифицировал“, свел, как сумел.
Твердо знаю одно: сама вольная, веселая атмосфера сеансов показана достаточно правдоподобно…» (Воспоминания о Михаиле Булгакове, с. 131–144.)
Рассказанное И. Овчинниковым и свои собственные воспоминания о барской усадьбе Муравишники, где он бывал в 1916–1917 годах, посещение барских усадеб в Архангельском и Кускове – все это как-то слилось в одно стремление написать интересное, захватывающее повествование, чтобы по завязке не развязали все действие, чтобы по первым строкам не догадались о последних, как у О. Генри.
«Антонов огонь» – там первоначально назвал повесть Булгаков. И действие происходило во время революции, когда почти все было непредсказуемо. Так что ничего вроде бы удивительного и не было в деревне: мужики никому не подчиняются, помещик сбежал, оставив имение на произвол мужикам и дворне. Все растащили и разорили. И когда у водовоза Архипа началась гангрена – антонов огонь, то даже лошади не оказалось в усадьбе, чтобы послать за врачом. А ночью вернулся хозяин, князь Антон, и поджег усадьбу. Вот этот пожар и есть «Антонов огонь», о котором до последней строчки никто не догадывается, сосредоточив
