style="font-size:15px;"> В конце января или в начале февраля я писал тебе, что, как только я вернулся домой, мне стало предельно ясно: деньги, которые я обычно получаю от тебя, рассматриваются, во-первых, как нечто НЕНАДЕЖНОЕ и, во-вторых, – да, я так и скажу, – как милостыня придурку. Хотя я мог удостовериться, что это мнение разделяют люди, которые не имеют к этому никакого отношения, – к примеру, добропорядочные уроженцы здешних мест, – и я, например, по три раза в неделю слышал от людей, тогда совершенно чужих мне, вопросы: «Как же получается, что ты ничего не продаешь?» Предоставляю тебе судить, насколько приятна повседневная жизнь, когда постоянно замечаешь такое.
Теперь к этому добавилось то, насчет чего я уже решил этим летом, – ведь ты дал мне почувствовать узду, чтобы в моих интересах было примириться с тем и этим, – со своей стороны, дать тебе почувствовать, что, если мне мешают, часто дергая за поводья, я хотел бы оставить поводья в твоих руках, а самому не быть к ним привязанным, иными словами, если я не свободен в частной жизни, то благодарю тебя за это пособие. Короче говоря, это от моей работы (не от моей частной жизни) должно зависеть, держусь ли я на ногах в смысле денег, по крайней мере, если говорить о 150 франках. Подводя итог, я написал в письме от конца января, что не хотел бы сохранять положение в точности таким, как оно было до сих пор, а именно без определенного соглашения.
Чего, однако, я действительно хотел бы – даже очень хотел бы – больше всего остального – это продолжать дальше в том же духе, имея определенную договоренность об отправке работ.
И чтобы это попробовать, я послал бы кое-что к марту.
Ты ответил уклончиво, во всяком случае, ты не написал прямо: Винсент, я признаю такие-то и такие-то жалобы справедливыми и согласен договориться о том, что ты ежемесячно будешь посылать мне рисунки, и можешь считать их эквивалентом 150 франков, которые я обычно посылаю, так что можешь считать эти деньги заработанными. Безусловно, я заметил, что ты попросту не написал ничего подобного.
Что ж, я подумал, что все равно отправлю кое-что к марту и посмотрю, как пойдет дело. Тогда я послал 9 акварелей и 5 рисунков пером, написав тебе, что у меня есть еще 6-й рисунок пером и живописный этюд старой башни, который ты в свое время особенно хотел получить. Но теперь я вижу, что твои выражения остаются такими же расплывчатыми, и мне остается лишь самым решительным образом сказать тебе: так не поступают.
Что касается моих работ, до сих пор ты явно предпочитал, чтобы я ничего не посылал.
Если это все еще так – тогда, надо думать, я недостоин твоего покровительства либо ты слишком высокомерен в отношении моих рисунков.
Я еще не отказался от своего предложения регулярно предоставлять работы. Я говорю о том, что хочу иметь возможность считать эти 150, или сколько там, франков более или менее равноценными тому, что посылаю я, – это все еще сравнительно частное дело, и мы полностью оставляем в стороне вопрос, имеют ли мои работы коммерческую ценность.
Но
