металлические столы, а сверху нависают массивные вытяжки.
– Сними их с меня, сними, – умоляю и сама же тянусь к проклятым туфлям.
Константинов оказывается ловчее. Он за секунду усаживает меня на стол и обхватывает лодыжку. В его крупных руках вдруг просыпается столько нежности, что я разгибаюсь и больше не стараюсь сделать всё самостоятельно.
– Только осторожно, – шепчу, зажмуриваясь. – Пожалуйста. Мне очень больно.
Он поддевает первую туфельку и сдергивает ее прочь. Проделывает то же самое со второй и заслуживает мой облегченный стон. Теперь мне хочется плакать от счастья, стопы по-прежнему болезненно покалывает, но я чувствую, как с каждой секундой боль притупляется. По миллиметру, но отступает.
– Я найду полотенце, – бросает Константинов хмуро.
– Зачем?
Мужчина не отвечает. Молча стаскивает с крючка полотенце, подставляет под кран и возвращается ко мне. Боже… Махровая ткань напиталась холодом и мгновенно вводит меня в транс целебным эффектом. Я утыкаюсь лицом в коленки и жду, когда мне совсем полегчает. Константинов, к счастью, дает мне время, он спокойно стоит рядом и тоже ждет. Правда, руки не убирает, как укрыл мои ноги полотенцем, так и оставил длинные крепкие пальцы на моих лодыжках.
– Коробку с туфлями дала Инна, да? – спрашивает он.
– Ты же сам видел. Она передала коробку в последний момент.
– У тебя с ней проблемы? – Константинов хмурится и выглядит озадаченным. – С Инной?
– У меня с ней – нет. – Я пожимаю плечами. – Но она меня невзлюбила за что-то. Может, ревнует?
– Ко мне? Не замечал, – он берет короткую паузу, о чем-то раздумывая. – Я разберусь, чтобы такого не повторилось.
Я смотрю на Константинова и чуть отклоняюсь назад, чтобы было чем дышать. Наши лица слишком близко, можно подумать, он снова надумал меня целовать. А я не хочу возводить это в привычку.
– Боишься, что снова поцелую? – Гад с легкостью читает мои мысли и усмехается. – Тебе не понравилось?
– Мне в тот момент всё понравилось. Лишь бы не стоять на своих ногах.
Константинов щурит глаза, смотря на меня с хитринкой. Я же опускаю взгляд на его руки, которые он забыл на моем теле. Я непроизвольно закусываю нижнюю губу и слишком шумно выдыхаю. Мне неловко, но в то же время приятно. Пытаюсь отрицать свои эмоции всеми силами, но выходит так себе.
Да и как?
Константинов умеет дотрагиваться до женского тела, это, черт возьми, очевидно. Опыт, сила и порочное обещание в каждом миллиметре соприкосновения наших тел. Он даже не нажимает пальцами, а я все равно ощущаю непоколебимую мужскую уверенность. Как тягучий морок… Мне на ум, помимо моей воли, приходят мысли, что он умеет укрощать и приручать, умеет сражаться с женскими капризами и ловко обходить все защиты, он не спорит и не пытается убедить на словах, он действует по-другому.
Тоньше и летальнее.
Как сейчас. Он молчит,
