это?
А, это ты, Антон, – сказала Люба.
– Привет, Любаша, как поживаешь?
– Твоими молитвами, Антоша.
– Бабуля дома?
– А где ж ей быть. Дома.
Не стой, заходи
Люба всегда следила за входом в подъезд общежития, была часовым.
Ей всюду мерещились жулики.
Да по правде сказать, в их районе всегда крутилось много пьяной шпаны, это были и подростковые шайки, и местные мужики, всегда соображавшие на бутылку, и всякие без определенного места жительства, тоже в угаре. И все пытались что-то стащить. Поэтому всегда находился предлог зайти в какой-нибудь подъезд и взять, что лежит плохо. Ну а если доходило до насильственного грабежа, а этим занимались подростки, так они искали средства на «травку» или водку, на что хватит. Все-таки в общежитии люди жили небогатые, а вину всю сваливали на жителей улицы, естественно, все те же подростки. Приехавшие на зов ограбленных людей служители порядка хватали по указке законопослушного подрастающего поколения бедных жителей улицы, естественно, все это делалось в очень грубой форме.
С ломаньем за спину рук, бросанием людей на землю, при этом хорошенько пересчитав ребра ногами и милицейской дубинкой. А эти законопослушные подростки бегали вокруг поваленных бедняг и тыкали на них пальцами, при этом крича:
– Да, да, это он, я видел, как он ограбил, это он! Это он!
И так всегда крайними оказывались бедняги-бездомные.
По справедливости сказано будет, эти люди также промышляли мелким воровством, брали то, что, как уже было сказано, лежит плохо.
Но, естественно, в тюрьму их никто не сажал, да и до суда дело не доходило, жители улицы сидели в изоляторах около трех суток. Ибо держать их не было смысла. Они никогда ни в чем не признавались. А ограбленные всегда путались, ни одного ясного ответа не было.
Выходя на свободу, бездомные снова возвращались обратно, и все начиналось сначала. Порочный круг.
Который все-таки будет разорван.
А часовой-Люба при этих арестах крайних не упускала возможности побранить ненавистных ей жуликов:
«А-а-а, ироды проклятые, вот теперь получите свое. В тюрьму их, в тюрьму, жуликов поганых».
Антон поднялся на свой этаж по лестнице, прошел по общему коридору, подошел к своей двери.
Вообще, это общежитие напоминало дом коммунального типа, но почему-то считалось общежитием.
Антон постучал в дверь.
У порога его, как всегда, встречала любимая бабушка.
– Сынок вернулся! Антоша, родненький, здравствуй.
– Привет, бабуль.
– Ну проходи, чего стоишь на пороге, поди устал?
– Валюсь с ног, – ответил Антон.
– Ты как, все хорошо?
– Да слава богу, на здоровье не жалуюсь, – ответила бабушка. –
Давай отдохни немного, сынок, да поешь. Я плов сварила.
Твой
