ходит.
Глава 3
Где эта Тося, по какой земле ходит?
Проснулся Александр от того, что ему было жарко. В окно, над краем занавески, било неожиданное для ноября, но оттого еще более радостное солнце. Полоса его легла на старенькие обои, и они вдруг не то чтобы помолодели, но на тусклой серо-коричневой поверхности появились вдруг знакомые с детства узоры. Вот этот букет тогда казался рыцарем в диковинно крылатом старинном шлеме с плюмажем на макушке. Глаза рыцаря из-под надвинутого низко щитка смотрели пристально: всего две крошечные темные точки, неведомо что означающие в цветочном узоре, но это были именно глаза! Строгие, требовательные: ну что, повелитель, принимай командование. Другие завитки, подальше и поменьше, недвусмысленно сообщали: рыцарь не одинок, за ним целая армия. Ее нужно возглавить, чтобы победить врагов! Только позавтракать, иначе бабушка Таня никак не отпустит, да и от напеченных специально к его пробуждению румяных блинчиков (с деревенской сметаной, плотной, как масло, и каким-нибудь вареньем) – дураков нет отказываться. И – вперед, рубить самодельной алюминиевой саблей заросли крапивы и бурьяна!
Сейчас вместо душистых блинчиков его ждали остатки «археологических» пряников, а вместо бурьянных войск – залежи старья, среди которого требовалось отыскать неведомые бумаги. Или, наверное, главное – тетрадка? Не менее неведомая. Что, если тетрадок окажется много?
Кладовок в доме имелось две. Кроме обследованной вчера комнатушки с расхлябанным (хоть и блестящим) шифоньером был еще пристроенный к задней части дома сарай. Электричество туда тянуть не стали, и Александр пошире распахнул дощатую дверь, еще раз порадовавшись ясной погоде, теперь уже с практической точки зрения.
Слева от двери громоздился неказистый стеллаж, несший на своих полках «запасной» садово-огородный инвентарь (в большинстве своем ржавый, но вроде не вовсе негодный), грязные жестянки (из одной торчали малярные кисти, совершенно закаменевшие) и мотки разномастных веревок, проволок и почему-то изоленты. Синей. Классической. Александру тут же вспомнилось шутливое правило: все, чего нельзя починить с помощью скотча, можно починить с помощью синей изоленты, чего нельзя починить синей изолентой, починить невозможно в принципе.
К неремонтопригодным объектам относились, надо полагать, две ржавые велосипедные рамы, торчавшие из свалки справа от двери, перекрученный остов детских санок с болтающейся на одной заклепке спинкой и тому подобный хлам. Внутри ощетинившейся металлическими огрызками кучи виднелось что-то коричневое. Картонное, судя по цвету.
Коробка. Небольшая, точно не от телевизора (даже тот древний «Рекорд», что жил на даче в его, Александровом, детстве, сюда не поместился бы), хотя полустертый стилизованный силуэт рюмки на одном из углов говорил о хрупком содержимом. Надписей на коробке не имелось, то ли их время съело, то ли их и не было. Может, там в самом деле когда-то была посуда? Сервиз какой-нибудь?
Сейчас там были… да, именно бумаги, по-другому не скажешь. Сверху – россыпь старых
