мимо. Я так и сделал. Но выкинуть эту случайную встречу из головы уже не мог. Прошло недели три. И я наконец решился. Мои помощники разыскали адрес Нины, и я в один прекрасный день явился к ней с большим плюшевым слоном под мышкой. Она открыла дверь и сказала:
– Я знала, что ты захочешь прийти. Не имею права тебе мешать, но дам тебе с ней увидеться при одном условии – ты не будешь участвовать в ее жизни.
На это я уже не мог согласиться. Но кивнул, решив, что разберусь с ее претензиями позже.
Войдя в квартиру, я поразился бедноте. У меня был загородный двухэтажный коттедж с бассейном, спортзалом и садовыми скульптурами. А моя дочь жила в тесной квартире на втором этаже старого деревянного дома. Там пахло кошками. Обои были ободраны. У них даже не было нормального чайника – Нина почему-то пользовалась самодельным кипятильником.
Я прошел в комнату Алены. Единственное достоинство того убогого жилья состояло в том, что у нее была просторная комната с большим окном. Был солнечный день, и свет буквально затопил все пространство. Было очень светло. И посреди этого света за письменным столом сидела она. Помню, как солнце играло в ее рыжеватых кудряшках, и казалось, это не волосы, а какой-то небесный ореол. Сгорбившись над тетрадью, она делала уроки. Кровать, шкаф, несколько книжных полок, половичок из лоскутков на полу. Нина изо всех сил старалась сделать ее жизнь уютной, хоть у нее и не было возможности. Я, взрослый здоровый мужик, едва не заплакал, увидев это. Годы их жизни в этот момент просто встали передо мной. Сердце заныло от осознания того, что я невольно стал причиной того, что их существование было столь жалким. Вряд ли у Нины было много возможностей устроить свою жизнь из-за статуса матери-одиночки.
– Родители где? – спросил я, обернувшись в дверях комнаты, и Нина ответила:
– Умерли.
Я вошел, положил этого дурацкого слона на кровать. Дочка обернулась удивленно и испуганно, но увидела, что мать стоит в проеме двери, и просто спросила:
– Вы кто?
А у меня слова застряли в горле.
Нина сказала:
– Это твой отец.
И глаза Алены распахнулись, стали круглыми. Она смотрела на меня, не зная, что ей делать. И я тоже не знал.
В тот вечер Нина поставила условие – я даю денег только на дочь, вижусь с ней за пределами ее дома максимум раз в две недели и не пытаюсь ничего отсудить. Я бы и не пытался. В тот вечер мне хотелось оставить там все свое состояние, но Нина много не взяла. Я уговаривал, объяснял, что их жизнь теперь изменится, что я страшно виноват и готов взять на себя ответственность за прошлые ошибки. Но женщины бывают такими гордыми. Она уперлась – нет, нет, ничего не надо. Только девочке на еду и одежду. Она не хотела меня снова пускать в свою жизнь. Нина постарела. Ничего в ее лице и фигуре не напоминало о той девушке, с которой я когда-то завел роман. Я понял, что сломал ее тогда, девять лет назад, и она мне этого никогда не простит.
Борис
