мы его видели последний раз. И это было характерно для Воробья – напороть косяков и заныкаться от страха в пизде у своей мамочки.
Я случайно встретил его в две тысячи восьмом и совсем не возле дома. Он был под кайфом и звал меня поторчать с ним, объясняя, что нужно принять сначала и чем закинуться потом, чтоб как следует вштырило. Его лицо было усыпано мерзким говном и сразу стало ясно, что он начал бахаться. И что-то поздновато – в двадцать лет.
Он бегал к матёрому объебосу на девятый этаж, который варил у себя дома седло, не стесняясь своей мамы. Охуеть, да? Чувак варил седло прямо при матери-пенсионерке. Она ничего не могла с ним поделать. Перенеся инсульт, она еле ходила и запиралась от страха в своей комнате, пока её сын варил седло в другой и тащил в дом конский сброд, устраивая наркопати.
А как вы думаете, кого не смутил запах седла и весь конский сброд? Нет, не мусоров! В то время они на такие звонки не велись. Ещё попытки? Нет, не Воробья. Конечно, его ничего не смущало, он же с ними бахался. Ну, варианты? Правильно! Мамашу Воробья, которая, узнав, где тусуется её любимый сыночек и что делает, тут же примчалась и разъебала нахуй весь притон. А хули, опыта разъёбывать всех и вся у неё было хоть жопой ешь. Её огромной жирной жопой!
Вскоре торч, варивший у себя дома седло, передознулся и отъехал. Умерла и его старушка, не пережив второй инсульт. А Воробей догнал по ширине свою мамашу, женился и свалил в соседнюю общагу. Я никогда не видел его жену, но допускаю, что это могла быть та самая пиздюха, которая написывала ему с ошибками любовные признания на стене.
Я вздохнул с облегчением, потому что больше никто не слушал на весь дом «Чёрные глаза» на репите сутки напролёт, а в подъезде не торчали его дружки, которые сегодня с ним корешились, а завтра хотели его ёбнуть, потому что он их сдал ментам. И почему-то именно я должен был помочь им его найти или выманить из квартиры, потому что – что? Правильно! Все боялись его мамашу.
Двор стал заметно чище. Кто-то заехал на кичу, кто-то сдох, кто-то просрал свою квартиру по пьяни, переписав её мошенникам, и теперь вообще хуй знает где. Казалось, со всего подъезда не подох только один алкаш – мой батёк. И хотя подрастала смена, которая уже успела разрисовать все этажи, всё обосрать и сто раз поджечь мусоропровод, я знал, что до такого пиздеца молодняк точно не опустится. Слишком многое изменилось за десять лет.
Летним днём девятого года я, возвращаясь домой с работы, вышел из лифта и наткнулся на крышку гроба.
– Ебать! – подумал я. – Ну что опять за говно?
Я прошёл к двери своей квартиры и обнаружил, что гаражные ворота соседей были распахнуты настежь. Я зашёл домой.
– Представляешь, – сказала мне мама, пока я снимал обувь, – Серёжка Воробьёв умер.
– Ништяк! – ответил я. – А я весь день гадал – почему сегодня такая хорошая погода?
– Повесился в ду2ше.
– А чё они дверь-то в хату открыли?
– Чтоб
