ему – купец его на рынок потащил, камень таскать. Да и отвлекся со своими псами верными на минутку, коей Прошке хватило, чтоб первого встречного о помощи молить.
– Богом молю, увези подальше от ирода проклятого! Верой и правдой служить тебе стану! – умываясь слезами, беспрерывно текущими по впалым щекам, закончил свой рассказ мужичонка. – Чем хошь поклянусь тебе, что не солгал я ни в едином слове!
– Верю я тебе, верю, – задумчиво оглаживая бороду, медленно произнес Тимофей. – Ну вот что… Гляди. Дом я решил изладить каменный, да и все подворье строить надобно. Следовательно, камень мне надобен для постройки дома да печей. Сказывал ты, каменщиком неплохим был? – впился в дрожащего беднягу Тимофей острым взглядом. Тот закивал, да так, что тому показалось, будто голова Прошкина сейчас от подобного усердия оторвется и под ноги ему покатится. – А не забыл ли науку-то?
– А ты испытай! – поднял на него взгляд мужичонка.
– Добро. Ну раз так, вот тебе мое слово: поможешь мне дом да подворье поставить – награжу щедро, и иди куда хошь. Хошь, в деревне нашей осядешь, хошь, к барину на службу пойдешь – твоя воля. А мы с тобой тогда в расчете станем. Согласен ли?
– Согласен, согласен! – закивал Прошка.
– Ну а коль согласен, сказывай, какой камень и где купить можно, – степенно проговорил Тимофей.
Дом Прошка ставил Тимофею крепкий, на века. Каждую досточку, каждое бревнышко пропитывал смолой, да не по разу, подгонял до последней щелочки, и снова пропитывал, чтобы не страшна была ему любая непогода. Всю душу в дом тот вложил. Тимофей Прошку не обижал, кормил как следует, одел, обул, деньгами жаловал. И Прохор, почуяв себя человеком, вдруг ожил. На все был готов для Тимофея, и работал на совесть. Отродясь он так не старался. Ни единой щели не было ни в самом доме, ни в отделке, ни в окошках. Красоту навел, как только мог. Ставенки и наличники резными изладил, просмолил от души, яркими красками раскрасил. Крылечко высокое тоже резным сделал, широким, надежным. Сени просторные устроил, а дверь в горницу, крепкую, дубовую, навесил особым, секретным способом – клялся, что и двести, и триста лет пройдет – не скрипнет дверь, не скосится, и смазывать ее надобности не будет.
На подворье тож извернулся. Баню выстроил на загляденье, погреб выкопал глубокий, ход в него удобный изладил, широкий, ступени каменные, полочки вырыл высокие, глубокие, камнем все укрепил, выровнял, сток для талой воды камнем выложил, смолой залил, окошки специальные для воздуха пробил, чтобы всегда там воздух свежий был, чтоб сырости не было.
Тимофей сильно доволен остался. Щедро наградил Прохора, к барину отвел, обсказал тому, что мастер знатный. Протасов порадовался тому, дом Прошке выделил, жалованье положил, работы задал да учеников дал, как своими глазами увидел, что тот умеет. Стал Прошка жить, да радоваться. Только одна беда была – никуда ехать с Ивантеевки не желал, какие только деньги барин ему за строительство
