мистер. Никого вы не забираете. А ну взгляните, – она протянула Дакоте лист плотной бумаги. – Это контракт, подписанный законниками и заверенный по всей форме. На три тысячи зелененьких, уплаченных ее родне. Так что девочке придется потрудиться, пока не выплатит эту сумму. Впрочем, вы можете выкупить ее у меня. Даже без процентов, отдам за те же три тысячи, из уважения.
Дакота Смит, потеряв дар речи, застыл на пороге.
«Вынь меня из кобуры, – спокойно сказал я. – Старуха оскорбила тебя, предложив заплатить три тысячи долларов за шлюху. Старую змею надо пристрелить здесь и сейчас, таких вещей не прощают».
Дакота не пошевелился, он, казалось, окаменел.
– Есть другой способ, мистер, – вкрадчиво сказала Матушка Пэм. – Женитесь на ней. Ради вашего счастья я соглашусь взять деньги в рассрочку.
Дакота гулко сглотнул и попятился. Споткнулся о порог, чудом удержался на ногах, развернулся и стремительно зашагал прочь.
«Немедленно вернись! – взревел я. – Ты, слюнтяй, тряпка! Я вышибу этой стерве мозги, и суд тебя оправдает. Или ты и вправду хочешь жениться на шлюхе и стать посмешищем?»
Дакота не ответил. Тем же вечером местный священник обвенчал его с девицей Дороти Уайт. Церемония заняла пять минут. Едва она закончилась, Дакота Смит снял с себя полномочия шерифа округа Арлингтон.
Это был позор. Если бы я мог застрелиться, я сделал бы это, не задумываясь. Но я не способен был застрелить себя. И не в силах – его.
– Мы уезжаем отсюда, – сказал Дакота Смит молодой жене. – В сотне миль к северо-западу живет старый фермер Джек Стивенс. Мы отправляемся туда, все вчетвером и прямо сейчас.
– Вчетвером? – размазывая слезы по щекам, переспросила Дороти.
– Да, прости. Я привык брать в расчет свой «кольт», мы с ним приятели.
«Бывшие, – сказал я твердо. – Бывшие приятели. Ты не воин и никогда им не станешь. Я расстаюсь с тобой. Брось меня на пороге».
– Что ж, – опустил голову Дакота Смит. – Спасибо тебе за все. На каком пороге?
«На пороге борделя, – презрительно бросил я. – Там мне самое место».
Дакота Смит забрался в седло и усадил перед собой двухгодовалую соплюху.
Я, лежа на заплеванном бордельном крыльце, горестно смотрел на него черным зрачком ствола.
– Ты не пожалеешь, – сказала Дакоте Дороти.
– Матушка, а ну погляди, что у нас тут, – выбралась на крыльцо полупьяная «белошвейка».
Дакота Смит оглянулся.
– Прощай, – сказал он мне.
– Ого, – буркнула Матушка Пэм. – Револьвер, будь я неладна. Видать, какой-то болван порядочно нагрузился.
Дакота придержал под уздцы пегую кобылу. Перегнувшись в седле, помог жене на нее забраться.
Матушка наклонилась и сомкнула пальцы на моей рукояти.
Конь
