ним в высоких вазах букеты искусственных цветов «повышенной яркости», какие продают в России на Радоницу у ворот всех кладбищ.
Он проходит в следующий двор монастыря, потом – в следующий, и еще – в следующий. И в каждом дворе, затянутом сиреневым туманом от курящихся благовонных палочек, своя приватная жизнь – здесь молятся, опустившись коленями на длинные деревянные приступочки. За спинами молящихся металлический чан, куда после молитвы бросают непогасшие еще палочки, дым которых встает из чанов уже не тонкими струйками, а прозрачными клубами.
Во дворе, где ему захотелось остановиться, скамеек не было, и он, по примеру местных, расположился на каменной завалинке храмового павильона (ему нравилось, как их экскурсовод, китаянка «Надя», называла храмовые павильоны русским словом «терема», так почему не воспользоваться словом «завалинка»).
Он достает из рюкзачка купленный три дня назад маленький термос, откручивает крышку, превращая ее в чашечку, наливает кофе. Кофе чуть остыл. Но горечь кофейная на нёбе та самая. Он держится взглядом за только-только проклюнувшиеся листики на апрельских ветках двух деревьев, слушает ровный гул голосов и шагов, который для него как звук текущей по камням реки. Он вдыхает аромат дымка благовонных палочек, цедит свой кофе и наконец – дождался-таки – достает блокнот:
– еще один монах идет сейчас через двор – из-под темно-вишневой рясы при каждом шаге вспыхивают кеды, ослепительно белые, точно такие, какие мой племянник в городе Малоярославце начищает по вечерам зубным порошком, собираясь в ночной клуб для ночной, соответственно, жизни;
– молитва: руки с курящейся палочкой вытянуты вперед и вверх, голова опущена, глаза закрыты, губы, как правило, сомкнуты – три-четыре-пять минут полной неподвижности и сосредоточенности, потом встают, уступая место следующему;
– руки, поднятые к небу с курящимися благовонными палочками, и руки, поднятые точно так же, но со смартфонами, для селфи;
– лев повернул вытесанную из мрамора тяжелую голову и оскалил пасть;
– девушка: джинсики в облипочку, ярко-оранжевые крашеные волосы, из-под коротких рукавов белой майки по тонкой нежной девичьей руке спускается темно-синяя татуировка, розовые кроссовки, как и полагается, на босу ногу, из правого уха, занятого наушником, вьется белый проводок вниз к смартфону, торчащему из кармана на ее правой ягодице, – портрет паломницы. Девушка опускается на колени, вытягивает перед собой руки с благовонными палочками; замирает. Что просит она у Неба? Жениха? Здоровья для матери? Хорошую оценку на завтрашнем экзамене?
Он переворачивает страничку и останавливается – кофе допит, тело начало затекать от неподвижности. И, кстати, параллельно с записыванием он успел снять лежащим на коленях «Кэноном» и льва, и девушку с оранжевыми волосами, и монаха в белых кроссовках.
Нет,
