не забыть, себе к утруЗаписку напишу: Лечись – Альцгеймер…
Презент
Я тебе из Парижа привез
деревянную сволочь:
кубик-любик для плотских утех,
там, внутри – золотые занозы
В сухостой отупевших берёз
я привёз с перепою
кубик-любик забавный тебе –
из Парижа с любовью.
Суть заноз испытал на себе.
Если влево крутнуть,
выйдет злой Чупа Чупс.
Если вправо – спаситель кроватей
и чувств,
электрический стойкий солдатик.
Пусть подарок мой
дьявольски груб,
когда будем в разлуке,
сволочь он, но и похотируб,
ты бери его чаще на руки.
Ты поверь, Гименея оков
не достойны все их Мулен Рожи.
Их канкан, то – гопак без штанов
в исполнении вражеских ножек.
Потому, чтоб не пасть
в стихотворном бреду,
и не сдаться тем ножкам без боя,
я и сам для Парижа беру
кубик-губик с собою…
Раба любви
Да не рви на себе рубашку!
Я не стану другой, не стану.
Это – то же, что стать монашкой,
Если в теле – душа путаны…
Только, знаешь, я даже хуже…
Да не рви ты трусы, бедняжка!
И рукой не толкай к постели.
В моём теле – душа монашки,
Оказавшейся вдруг в борделе.
Лучше ты бы нашёл путану
Из валютных рабынь Эдема…
В твоём теле – душа Султана,
Забродившего без гарема.
Ну пойми же, мне неприятно…
Отчего, почему – не важно.
Хуже только – любить бесплатно,
Если в теле – душа продажна.
Ты уже – возбуждённый атом,
Я без сил, но держу застёжки.
Это – как не ругаться матом,
Если в теле – душа матрёшки.
Вот и ягодки без цветочков…
Устоять нелегко при этом!
Это – как не писать ни строчки,
Если в теле – душа поэта.
Как же проза твоя убога!
Про любовь умолчим, мне душно.
Это – то же, что верить в Бога,
Когда тело совсем бездушно.
Размышления над ручьём
Спугнув неведомую птицу,
Раздвинув заросли плечом,
Я подошёл к ручью напиться
И наклонился над ручьём…
И, угадав в волне нестрогой
Улыбку чистую твою,
Я не посмел губами трогать
Затрепетавшую струю.
Любя тебя, но не прощая,
Хрипя обидой и тоской,
Как тварь последняя лесная,
Я ревность вёл
