Альдо, София не могла не вспомнить его еще совсем крохотным, а потом четырехлетним – сущий был ангелочек, – когда его дядя Джино, плотник, смастерил ему небольшую колясочку. Как мчится время! Кажется, только вчера Альдо бегал по Кастелло, путаясь у всех под ногами, проказничал, но так умилительно просил прощения, что на него никто никогда не сердился. Она сама ужасно любила, когда он забирался к ней на колени, сворачивался клубочком, кудри падали ему на лицо, а он с довольным видом беззаботно сосал палец. Как любил он во время сбора урожая залезать на оливу и трясти ветки, карабкаться все выше и выше, пока все серо-зеленые плоды не лежали кучами на растянутой под деревом сетке.
– У меня больше всех! – кричал он, в то время как старшие мальчики и взрослые мужчины продолжали изо всех сил трудиться, работая длинными палками с крючьями на конце.
Да, в ее сердце для него навсегда сохранится теплое местечко.
София глубоко вздохнула и встряхнула головой, возвращаясь из прошлого к настоящему. По лицу Карлы она поняла, что та хочет ей что-то сказать. Глаза кухарки метнулись в сторону и обратно, и София поняла, что та ждет, когда служанка покинет кухню.
– В чем дело? – прошептала София, как только девушка вышла в кладовую. – Мне надо идти к Лоренцо. У меня мало времени.
Карла опустила голову, а когда снова подняла, София увидела, что ее морщинистое лицо искажено тревогой.
– Карла, в чем дело? Ты меня пугаешь. Что-то с Габриэллой? – Она резко повернулась к Альдо. – Ты что-то говорил про Габриэллу и чернорубашечников, да? Говорил, что Карла мне все расскажет.
Альдо отодвинул стул и встал из-за стола. Лицо Карлы вытянулось.
– Карла!
– Понимаете, недавно вечером мы… сидели и вязали…
– Я знаю про ваше вязание. Ради бога, ну вязали, и что? Я всегда знала об этом.
– И вы ничего не имеете против?
София отрицательно покачала головой.
– А потом нам помешали, – продолжала Карла. – По вечерам обычно никто не приходит, во всяком случае в это время года. Габриэлла дежурила внизу, а потом мы услышали на улице их голоса. Подождали немного, а затем вдруг слышим, что она вышла к ним.
– Боже мой… Они не причинили ей вреда?
Карла вздрогнула:
– Не думаю… только, понимаете, она пошла с ними. И ее не было больше часа.
– Так ты думаешь, они как-то посягнули…
– Нет. Но одного из них она знала. Не думаю, что там случилось что-то страшное, но сейчас она не хочет ни с кем разговаривать. Когда вернулась, платье не было порвано, она не плакала. Но она же такая хорошенькая, а мужчины всегда не прочь воспользоваться случаем. Она и раньше у нас была не очень болтушка, но сейчас вообще ничего не говорит, а когда я спрашиваю, что случилось, смотрит в землю, и все. Вы же знаете, она бывает такая… все о чем-то мечтает, витает в облаках. Ох, нельзя было оставлять ее одну внизу.
– Ты ни в чем не виновата. Это все проклятые немцы!
