приходят в дом, мы же не свиней принимаем. Лучше пойди и вытри пол в прихожей и на крыльце хорошенько уберись, раз дождь закончился. Заодно зайди к нашей соседке Марии, ей нужно вернуть садовые ножницы и помочь на кухне. Давай-давай, ступай.
Быть поруганной на глазах у кого-то, видимо, являлось самым страшным происшествием для юной особы. Самолюбие было задето настолько, что девочка вмиг покраснела и вспыхнула. Сжав руки в кулаки, она поплелась к прихожей. Извлечённые из-под пуфика пара тряпок и длинные ножницы были плотно зажаты под мышкой, когда та скрылась из виду за дверью под сильнейший нарочный хлопок.
– Нынешняя молодежь очень грозная с виду. Но какая же всё-таки ранимая и деликатная внутри, – заметила старушка и велела жестом следовать за ней.
Снова оказавшись возле плетёного кухонного дивана, никто так и не присел. Остановившись напротив кухонного стола, Аламия потянулась за банками и чашками.
– Кофе? Предлагать чаю за такой беседой просто преступление!
Плотный ком стоял в горле, казалось, ни эта уютная обстановка, ни миловидное доброе старушечье лицо пожилой хозяйки и тихая-тихая речь где-то наверху дома не были способны усыпить нарастающую тревогу, поднимающуюся откуда-то снизу живота и обжигающую всё изнутри. Ответа на предложение так и не последовало, не было сил отвечать. Несмотря на обилие крутящихся в голове вопросов, она боялась, что старушка снова встанет и уйдёт, поэтому, чтобы не напугать её, она просто молчала и ждала. Аламия, кажется, уловила её состояние духа и нарушила тишину первой.
– Дитя моё, – она смотрела прямо в глаза и, похоже, вовсе не моргала, – расскажи мне всё, что произошло.
Лунара подняла лицо, чтобы ещё раз встретиться с проницательным взглядом старушки. Голова вновь опустилась, и она уставилась на колени. Смотреть прямо в глаза этой женщины было ещё труднее, чем говорить о случившемся. Повествование получилось достаточно сухим, она постоянно путалась в словах и не знала, как правильно выразить мысль, голова словно опустела, и рассказ звучал совсем по-детски и неправдоподобно, предложения не клеились, язык пересох. Отвечать на экзамене перед преподавателем было гораздо легче, нежели здесь, перед этой незнакомой женщиной.
Два серых глаза были крайне озабочены, глубокая вертикальная складка между бровями поделила лоб надвое. Слушательница и впрямь очень сосредоточенно внимала всем словам, не перебивала и никак не комментировала рассказ. Когда Лунара закончила, пожилая женщина задумчиво потёрла кончиками пальцев подбородок, её глаза расширились, вспыхнули на момент, затем снова погасли, и она уставилась куда-то перед собой.
– Ты пережила страшную ночь, и ничто никогда не заставит тебя её забыть, – многозначительно произнесла она. – Это то, что тебе придется нести и дальше, ты права, этим не поделишься с друзьями, не расскажешь как бы между прочим в колледже, – шершавая ладонь снова накрыла руку девушки, было заметно, что Аламия пытается её успокоить. – Но ты знаешь,
