назад. И успел к самой буче.
Глава 6. Келли
В общем-то, только теперь, оказавшись на какое-то время одна, я осознала весь ужас ситуации. Ненавижу сельву. Ненавижу душную жару, в которой между одеждой и гнусом выбираешь потеть в одежде. Потому что гнус – это не только отечные, болезненные укусы, но и тысяча и одна болезнь. И нет гарантии, что ты привита от всех.
Только бы нас нашли! Хотя не знаю, как это возможно в нашем зеленом аду. Не факт, что поможет костер, потому что дым под такой кроной развеется, если вообще ее пробьет. Нужно выходить на открытую местность. Только где она, эта открытая местность? Где мы находимся? Не сбились ли мы с курса, пока пилот был не в себе? А если и не сбились, то в какой точке маршрута мы потерпели крушение и где от нас ближайший источник цивилизации?
Но это всё – завтрашние проблемы. А сейчас нужно решать неотложные. Например, трое мужиков – и километры необитаемого леса вокруг. Если тут кто-то и живет, то вряд ли женщины. А если женщины, то вряд ли добровольно.
С какой стороны ни посмотри, а автомат под боком бы не повредил. На крайний случай – хороший, острый нож. Но у меня и его нет. Остается надеяться на здравый смысл двух третьих мужской части компании. То, что он отсутствует у «Тавиньо», и так ясно. У двух остальных – под сомнением. Но, может, пока они будут выяснять, кому принадлежит главный приз, мы выйдем к людям. Значит, стратегия поведения – спокойный нейтралитет. Беспомощность – дозировано, ровно, чтобы будить отеческие, а не основные инстинкты. Глупость – умеренно, чтобы и симпатии не возникало, и желания прибить – тоже. Больше молчать, меньше действовать. Пусть мачо нас спасают, у них энергии много. Заодно и поизрасходуются. Авось, на приставания сил уже не хватит. Мне кажется, отличная стратегия.
Главное, чтобы тактик во мне не подкачал.
Когда я вернулась из пешего неэротического путешествия, Тавиньо и Эндрю уже были возле самолета. Колумбиец пытался прорваться к фюзеляжу, а американец его не пускал, растопырив руки.
– Ой, а что у вас тут происходит? – спросила я миролюбиво, как положено настоящей любопытной блондинке.
– Этот хо́то не пускает меня в самолет! – объяснил для непонятливых колумбиец.
– Да? А почему? – поддержала я беседу.
– Потому что он ихо де ла пута! – аргументировал Тавиньо на обсценном испанском.
– А что означает «иходелапута»? – невинно поинтересовалась я.
Американец смутился. Возможно, уровень его испанского не отличался от французского. Но то, что «пута» в пристойном варианте звучит как «девица с пониженной социальной ответственностью», он, видимо, знал.
– Сын бешенной ослицы и каймана! – проявил колумбиец творческий подход к переводу, и в чем-то был близок к оригиналу. Вряд ли такую самку можно было назвать разборчивой в связях.
– Фу-фу-фу! – сморщила я носик. – А почему вы его не пускаете? – обратилась я к американцу с сомнительной
