ой.
– Что будет? Что будет? – Глафира заметалась по комнате.
– Уволят тебя за аморалку. Пьяная, в туалете, без трусов…
– Черт, ты и это видел?
– Ага. И грудь, которая из декольте вывалилась.
– Ой! – пискнула Глаша, комкая ворот халата, и только потом сообразила, что Марк шутит. Какая вывалившаяся грудь, если платье-футляр застегивалось под самым горлом?
Взяв себя в руки, обреченно спросила:
– Когда писать заявление?
– В понедельник сама в директорский кабинет занесешь. По собственному желанию. И оденься попроще. Никаких красных губ и пьяных глаз. Косметику вообще сотри.
– Хорошо.
Подняла глаза и увидела у двери встревоженных родителей.
– Увольняют? – папа достал из нагрудного кармана очки, словно они могли помочь лучше понять суть проблемы.
Глафира кивнула.
– За что? – выдохнула мама.
– За аморалку. Целовалась с директором.
– Ну-ка, дочка, поподробнее, – папа сел на кровать рядом с поникшей Глашей.
Глазунова-младшая замялась.
– Я красила губы в туалете, а тут он ворвался. Развернул и начал целовать, а потом уснул на моем плече. Стоя.
– Дай-ка мне телефон, – мама безапелляционно выхватила трубку из рук дочери. – Алло, здравствуйте. Это Анастасия Кирилловна Глазунова, мать Глафиры. С кем имею честь говорить? Ах, помощник директора…
– Мама, что ты делаешь? – зашипела Глаша.
– Степа, выведи ее отсюда. Дай серьезным людям спокойно поговорить.
Папа прикрывал спиной кухонную дверь, сторожа Глашу, которая грызла кулак, прислушиваясь к звонкому голосу матери, вот уже полчаса беседующей с Марком Дризом. Никакие угрозы, увещевания и даже попытка штурмом взять крепость не подействовали. Степан Глазунов стоял горой.
Когда в дверь постучали, папа строго спросил:
– Пароль!
– Это у вас дочка целуется с директором?
– Нет, наша давно спит.
У Глаши отхлынула кровь от лица, когда она увидела с каким серьезным видом мама села за стол и положила перед собой исписанный листочек. Анастасия Кирилловна дождалась, когда муж торопливо придвинул свой стул ближе к дочери, сразу обозначив тем, что он всецело на стороне подсудимой. Строго взглянув на встревоженные лица родных, мама вдруг широко улыбнулась.
– Гладя, дыши ровней. Твой директор не помнит, с кем целовался.
Глафира расстроилась.
Анастасия Кирилловна, списав поникшие плечи дочери на испытываемую ею неловкость, ведь личную жизнь взрослой, бывшей замужем, женщины разбирают родители, поспешила успокоить:
– Ну, случилось у человека, выпил, увидел красивую женщину, и захотелось ему ее поцеловать, бывает. Ты тут ни в чем не виновата. Теперь надо помочь Леониду Сергеевичу выйти из неловкого положения. Директор все-таки, а тут такой казус.
– Казус? –
