style="font-size:15px;"> Сопротивления не было. Два дня Чамбор ехал то сам по себе, то в группках беглых селян, блуждавших без цели. Рыцари поуходили в боры, позапирались в набольших градах, а хунгуры пока не имели времени их штурмовать. Чамбор узнал, что палатин Младшей Лендии пытался еще раз встать против врага – на этот раз во главе недобитков с Рябого поля, скандинских гарнизонов из градов и замков, поспешно собранных по селам воинов и щитоносцев. Там он и погиб, пал, окруженный, а выжили те, кто бросился в быстрые волны Санны и позволил понести им себя.
Поэтому Чамбор скрывался по лесам от ватаг селян. Объехал незаконченный замок в Розборе, от которого остались лишь кучи камней, деревянный палисад и леса, которыми гулял ветер. Заехал в леса, из них – в долину Цикницы, по обеим сторонам украшенную серо-коричневыми, покрытыми свежей зеленью всходов полями.
И когда он добрался до места, откуда в небо били струи дыма; когда убедился, что Дружица пала, уничтоженная не то хунгурами, не то невольниками и слугами, сам не знал, печалиться ему или чувствовать облегчение, что так закончилась его клятва, данная Милошу.
Село и усадьба были сожжены, разрушены до основания, до фундаментов. Остались только каменные стены палация и прилегающего к нему сбора, над которым еще вставал темный дым. Чамбор осмотрелся на поле боя, а Носач, что медленно и неохотно шагал за ним, как и двое других прислужников, сидели нахохлившись в седлах, глядя на рыцаря исподлобья – словно он был виноват в разрушениях.
Между пепелищами, из которых торчали лишь плетни из веток да остатки заборов, он вдруг увидел согбенную фигуру в черном плаще и капюшоне. Препоясанную цепью, запертой на огромный висячий замок.
Нечто подобное мог надеть только пустынник, что несет покаяние за преступление, живет в лежащем в глуши скиту и изредка выходит к людям. Но… что он делал? Выглядело так, словно посреди руин, меж сожженными хатами копал яму! Недалеко рядком лежали сожженные тела. Мертвые лица закрыты рваными тряпками. Пустынник просто рыл для них могилу в черной сожженной земле.
– С коней!
Пахолки неохотно слезли. Он отдал поводья гнедого Ивашки Носачу; конь тряхнул головой, ему не нравилось тут все – он был мокрый и охотнее всего вывалялся бы в пыли, раз даже опустил голову, попытался лечь, но вскочил после резкого окрика слуги и рывка за поводья.
Чамбор пошел к пустыннику, остановился, глядя, как тот работает, роет землю деревянным колом. Снял шлем, сделал Знак Копья.
– Да славится, брат, – сказал.
Пустынник на миг повернулся к нему. Прервал копание.
– Опоздал ты, рыцарь, – пробормотал. – Нужен был тут раньше. Нынче можешь только помочь положить в землю тех, кто погиб жестокой смертью.
– Я тут не для того, чтобы хоронить покойников, но чтобы делать ими врагов. И у меня нет времени, брат… как там тебя звать.
– И я тут не для болтовни. Но догадываюсь, кого ты ищешь. Хочешь
