не понял проводник.
– Компостер, – тихо пояснила Пенни.
– Компостер, – проводник был удивлен и немного встревожен, и все это одновременно.
– Если, конечно, можно…, я просто посмотрю…
– Да, конечно, – проводник, если честно, растерялся, но протянул странной девице прибор…
Она взяла его осторожно, словно в ее руках было что-то совершенно невиданное или наоборот, баснословно ценное. Приблизила к глазам, а потом осторожно сжала – пружина сработала, раздался щелчок, потом пружина сработала в обратном направлении и щелкнула еще раз, уже тише. Пенни дважды повторила процедуру, а потом с некоторой неохотой вернула рабочий инструмент проводнику…
– Спасибо, месье…
– И все?
– Вы не поверите, с детства хотелось понять, как это…, извините.
– Говорите, с детства?
– Да-да, честное слово, лет с шести. Тогда, мне это казалось чем-то вроде волшебной палочки…
– А сейчас?
– Тоже, – призналась Пенни, – чудо осталось чудом…, это здорово.
– Согласен, – улыбнулся проводник, думая про себя, что с девицей все в порядке, просто некоторые детские желания так никогда не исполняются, а вот ей повезло, – кстати, мадмуазель, если захотите кушать, вагон-ресторан откроется через двадцать минут, я могу забронировать столик. Хотя, народа не так уж и много…
– Будьте любезны, если это не трудно…
– Это не трудно, – улыбнулся проводник и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, короткое общение с этой девушкой подняло ему настроение.
– Господи, Пенни, какая же ты наглая, – пробормотала девушка, когда дверь за служащим закрылась, – просто сил нет, какая наглая, просто наглючая Пенни…
Сказала и рассмеялась, если честно, она была жутко довольная – все складывалось так замечательно, как только могло складываться.
Поезд тем временем набирал скорость, картинка за окном менялась, а если смотреть ближе, к железнодорожному полотну, то, попросту, летела. Только горы, вдалеке, местные и поэтому совсем невысокие, по-прежнему, оставались на своих местах – так им было положено. Пенни вдруг загрустила, это была еще одна составляющая путешествий на поезде, и совсем не имело значение, уезжала она от кого-то, или, наоборот, возвращалась, ей всегда было немного грустно, по крайней мере, первые полчаса, а потом…
Потом, она словно пересекала некую линию, когда-то давно, она назвала это зеркалом и даже придумала целую теорию, которую потом благополучно забыла, за ненадобностью. Остались лишь первые минуты и словосочетание – зеркало грусти. В дверь снова постучали, и снова, это был проводник, на этот раз он позволил себе не дежурную улыбку, а скорее уж, дружескую, или приятельскую, но ничего лишнего или двусмысленного.
– Мадмуазель, столик заказан, подтвердить заказ?
– Да, пожалуйста,
