плечи дрогнули. Анаис начала всхлипывать.
Дверь камеры распахнулась, впуская невысокого сгорбленного старика самого дряхлого, невыразительного вида.
– Анаис, в это последнее утро пришел я по велению Господа Бога выслушать тебя, – заговорил он, поднимая над головой крест.
– Падре, – дрожа, сказала Анаис, – как я дьявола боюсь, слов не подобрать…
– Верно, дочь моя… ты на пути к Богу!
– Правда? – удивленно воскликнула дьявольская дочь. – И быстро я доберусь?
– Доберешься, если покаешься, – строго сказал священник и раскрыл принесенный с собой фолиант. – Назвавшаяся Анаис, готова ли ты исповедаться святому отцу Стефану перед смертью? Сознайся, Анаис, и Господь примет тебя без огненных страданий.
– Ох, падре, это меня заботит меньше всего, – призналась Анаис. – Ну да ладно, и в самом деле, не с Вами же мне обсуждать, как выпросить у отца прощение. Приходите завтра, а?
Падре нахмурился.
– Я на суде шутила, святой отец… Ну какая из меня дочь Сатаны? Сатана бы такую стыдился. Да и не ведьма я. Я несчастная влюбленная девушка.
Священник еле заметно пожал плечами и, придерживая сутану, опасаясь коснуться пленницы, открыл книгу и скороговоркой зашептал молитву.
– Утомительно это – собственная казнь, – пробормотала ведьма и легла обратно на пол.
Едва за священником захлопнулась дверь, Анаис недовольно заворчала:
– Все только и твердят о Маро, все ему сочувствуют. А он лгун и ветрогон. «Милая Анаис, мне посоветовали Вас как отменную знахарку, спасите меня, я попал в беду. Не сплю третью неделю. Маюсь все ночи. Едва забываюсь, как сразу просыпаюсь от любого шороха. Мне кажется, я обезумел. Еще немного, и мой рассудок совсем откажется повиноваться. Прошу Вас… умоляю… Я слышал о чудесных каплях. Говорят, после них спишь как младенец – спокойно, ровнехонько. А наутро такое чувство, что заново родился».
Когда он впервые пришел, то едва держался на ногах. Пришел и улегся, как какой-нибудь старый баронет с подагрой. Свернулся клубочком на тахте, не хуже моего кота, и давай канючить. Всех лекарей, говорит, обошел. Ничего не помогает. Умолял меня, руки целовал… А как выспался… – Анаис загрустила, – страсть в нем проснулась немыслимая. Буквально обезумел, как будто всю жизнь копил и теперь решил раскрепоститься… А я-то… я ведь тоже хороша… И началось: то зубы прихватит, то селезенку, то живот бурлит – не унять, то, помню, жабий глаз на ноге выскочил… болезненный граф.
Потом и вовсе всю вежливость потерял.
– Мне сердечных капель, желудочных и еще для роста волос.
Всю слюну на него извела. С утра до вечера бегала по лавкам за змеиными языками и лягушачьей печенкой, а этот мошенник богател и радовался… Надо думать – разжился алхимией от самой Бафомет. Оборотистый граф.
А потом заявил, что хочет вернуть молодость, чтобы мы смотрелись парой! Я обрадовалась, бросилась
