много не дадут. А вообще-то у нас самым счастливым ночным видением церковь считается. Это к скорому освобождению.
Но Сашке снова стало дурно и не до разговоров, – опять на сердце тяжко навалилась его беда. Он стрельнул у кого-то чинарик, и, опустив голову и жадно вдыхая дым, стал ходить по, свободному пока ещё, узкому камерному проходу.
На какое-то время организм давал отдохнуть, притупляя чувство горечи. Тогда парень обдумывал, как вести себя на суде. Но перерыв длился не долго, – душевный груз возвращался, сдавливая разум тупой, тяжёлой тоской.
Вскоре шофёра и Сашку вызвали к дежурному. Там были ещё двое арестованных. Вооруженный сержант объявил им, что повезёт их в тюрьму, строго и громко предупредив, что шаг в сторону будет считать побегом и стрелять начнёт сразу и без предупреждения, на что один из арестованных усмехнулся.
– Я серьёзно говорю! – ещё больше повысив голос, сказал конвоир, – шутки и веселье здесь неуместны. На выход, вперёд!..
Их доставили «воронком» в тюрьму. Потом строем повели уже за закрытыми её воротами. Зловеще скрипели многочисленные внутренние замки, двери. Со стен, медленно поворачиваясь из стороны в сторону, двор озирали автоматические телекамеры.
Арестованных завели в тамбур, состоящий из четырёх мрачных, шероховатых бетонных стен и металлической сетки вместо крыши.
Сержант кивнул принимающему офицеру на того, усмехнувшегося парня:
– Весёлый, – на всё ему смешно.
– А мы его здесь научим родину любить, – подмигнул сержанту офицер, на что арестованный опять улыбнулся.
– Ах ты, сынок! – вскипел офицер, двинув вперёд корпус, – здесь не у тёщи на блинах, быстро порядку научим! Ну, что глаза-то пялишь? – Быстро в наручники его! – резко повернул он в сторону раскрытой двери голову…
Вскоре парень был в наручниках. Охранники, заперев дверь, ушли.
– Я знаю эту штуку, – сказал закованный, заинтересовавшимся его наручниками, друзьям по несчастью, – главное – поменьше их дёргать да шевелить, они самозатягивающиеся. Вообще-то, уже крепко жмут. Ну, ничего, снимут – куда денутся.
Минут через тридцать за ними пришли, с закованного сняли наручники, повели всех в баню. После неё завели в большое помещение, где они из кучи старого постельного хлама выбрали себе боле – менее подходящие матрасы, подушки, одеяла. Навьюченных тем добром, провели их по длинным металлическим, огороженным металлическими же сетками и арматурой лестницам через несколько этажей и, наконец, доставили в камеру.
Там стояли четыре койки в два яруса. На них они сбросили свои постельные принадлежности и одновременно с лязгом закрываемой двери и скрипом замка плюхнулись рядом со свёрнутым тряпьём на сетки коек.
Переведя дух, осмотрели своё новое жилище. На подоконнике, нашли, заботливо оставленную кем-то, коробку с длинными, рассчитанными
