языков в изобретении грамматических форм, кажется, не знает границ. В индейских языках, таких как язык аймара, есть так называемая категория эвиденциальности. Эта категория обязывает вас каждый раз, когда вы рассказываете о чём-то, уточнять, откуда вы это знаете. Например, вы говорите: «Вчера произошло то-то». В русском языке категории времени достаточно. На глагол «происходить» тут наложена категория времени – то, что это случилось в прошлом. Но в языке аймара вы должны наложить на это слово ещё и специальный грамматический показатель, который указывает на то, откуда именно вы знаете, что это произошло – вы видели это своими глазами, или предполагаете, или слышали от кого-то. Вы обязаны так сделать, это грамматическая категория, которой нельзя избежать. Так требует от вас этот язык, такова его картина мира. В языке аймара невозможно сказать такую фразу: «В 1492-м году Колумб приплыл в Америку». Но вы можете сказать это только так: «по слухам…», или «мне говорили, что Колумб в 1492-м году приплыл в Америку».
Почему так происходит? Потому что для этих языков очень важны такие категории, как «известное» и «неизвестное». В соответствии с этими категориями они делят реальность. А потому у них картина времени построена совершенно иначе, нежели у нас. В языке аймара прошлое – это то, что лежит впереди, перед нами, а будущее – то, что находится позади нас. Так, выражение nayra mara, подразумевающее прошедший, последний год, буквально означает «год впереди». Если попытаться понять логику этого, то такое необычное деление связано с тем, что «прошлое» означает «известное», а поскольку оно уже ясно и понятно, то в этих языках оно осмысляется так, как будто «лежит перед нами». Будущее же ещё неизвестно и непонятно, а потому оно понимается как «находящееся сзади», «за спиной», то есть в неизвестной области.
С грамматической точки зрения весьма своеобразными являются изолирующие языки, то есть такие, в которых очень мало грамматических категорий – нет времени, падежа, числа, рода. Это китайский, вьетнамский, тайский. Слова в таких языках не изменяются, напоминая отдельные блоки или атомы. Границы слов совпадают с их корнями, а значения определяются порядком в предложении. Например, китайское слово хао в сию хао («делать добро») является существительным, в хао жень («добрый человек») – прилагательным, а в жень хао во («человек любит меня») – глаголом.
Картина мира в таком языке будет неточной, размытой. Отсюда название, которым их раньше именовали лингвисты – «аморфные». Прочитав классический китайский текст, вы можете не понять, когда это происходило – в настоящем времени, в прошедшем или в будущем, кто является лицом действия – мужчина или женщина. Вы можете догадаться об этом по контексту, а можете и не догадаться. То есть это такой аморфный рисунок, видимый как бы сквозь дымку, похожий на китайскую живопись. Если же посмотреть с точки зрения китайца на наши языки, насыщенные грамматическими формами, то они могут показаться
