цели своих мистических и философских поисков, их описания высшего принципа были чрезвычайно абстрактны и поразительно сходны»49. Тому, кто пережил подобный опыт, все известные формы и определения начинали казаться безжизненными в сравнении с ворвавшейся в сознание Божественной реальностью.
Стоит обратить внимание и на один крайне интересный нюанс: у мистика, постигшего Непостижимое, в передаче опыта нередко присутствует жонглирование всевозможными именами и определениями Бога. Именно по той причине, что ни одно из них не является абсолютным, выражающим полноту Божественного бытия, мистик выводит на авансцену своих откровений фигуры Богов разных культур, с одинаковым благоговением относясь к кажому из них, ибо Бог для него обладает множеством ликов; он осознаёт, что образы всех известных божеств есть лишь бесчисленные аспекты Непостижимого.
С подобным жонглированием имён мы встречаемся у средневековой святой Лаллы (Лаллешвари), в мистических песнях которой звучат различные определения источника её вдохновения. Один из исследователей её творчества пишет: «Иногда она обращается к единой реальности как к Шиве. Иногда – это Шива и Шакти, творящие любовь в жасминовом саду…В одних случаях она называет неопределимое присутствие «Ты», «Это», в других – «мой Господь», а временами – «Верховный закон»50. В то время как исследователи бьются над тем, чтобы разгадать, какие религиозные учения вплетены в духовную поэзию Лаллы, каждый мистик узнаёт этот запутанный клубок Божественных существительных издалека, и всякая нить – каждое новое имя или определение Бога – воспеваемая одним и тем же поэтом, для него лишь ещё одна грань Целого. Он не станет кромсать духовный опыт на лоскутья и усматривать в нём противоречия.
Подобно Лалле, ещё один средневековый поэт-мистик Кабир, отправляя свою мистическую жажду каждый раз новому адресату, называя его то Аллахом, то Брахманом, то Говиндой, неизменно попадал в обитель Единого51. Индийский духовный учитель Джидду Кришнамурти, так часто сталкиваясь с непониманием его отношения к высшей истине, объяснял: «Я дам значение, которое вы вольны интерпретировать по-своему. Для меня это – и Шри Кришна, и Учитель К.Х., и Лорд Майтрейя, и Будда, и нечто высшее всех этих образов. Не всё ли равно как называть?»52. Как ему предстояло убедиться в дальнейшем – другим не всё равно. Кришнамурти пришлось наотрез отказаться от всех определений. Люди, не побывавшие на свидании с Непостижимым, не могли освободиться от вросших в них образов, поэтому в позднем учении Кришнамурти использует крайне смутное описание своего опыта, почти невоспринимаемое большинством. Пытаясь передать То, к чему он прикоснулся, он выбирает расплывчатые, но, если вчувствоваться, наполненные глубоким смыслом слова: «благословение», «иное», «эта невинность», «эта сила», «эта мощь» или просто «это», «оно».
Даже в русле догматических религий, где Непостижимое часто не находило необходимого для своего выражения простора, ко многим мистикам
Гроф С. Космическая игра. М. 2000. С. 34
Лалла. Обнаженная песня. Стихи и песни святой из Кашмира. СПб., 2010. С. 6
Кабир. Золотые строфы. М. 2004. С. 178-179
Латьенс М. Жизнь и смерть Кришнамурти. М. 1993. С. 57
