на помощь местным врачам. Да я в рапорте все подробно написал. Никак нет, товарищ полковник. Никто ее не обижает. На довольствие поставили. Она нашему врачу в санчасти помогает, говорит, толковая барышня. Когда? Понял, товарищ полковник. Добро, товарищ полковник!
Прапорщик Зимин положил трубку походной рации. Крикнул стоящему за дверью бойцу.
– Сержанта Старцева и гражданскую ко мне!
***
– Значит так, завтра встречаем вертушки с боеприпасами, продуктами и почтой. Твоя задача, Старцев, обеспечить разгрузку силами своего отделения. Затем грузите туда тяжелых «трехсотых», если место останется, то и легких тоже.
– Сделаем, – лениво бросил Старцев. Он сидел на пустом ящике, привалившись спиной к стене и закинув ногу на ногу.
Зимин только головой покачал: никакой субординации. Повернулся к Анзурат.
– А ты, Анзурат, улетаешь с ними.
– То есть как? – переспросил Старцев. Ленивое выражение моментально слетело с лица.
– Приказ командования, – прапорщик кивнул в сторону рации.
– И куда меня? – спросила Анзурат. За неделю своего пребывания здесь она заметно преобразилась. Исчезла та запуганность в глазах, роскошные черные волосы были убраны в строгий жгут, новенькая, ушитая «афганка» сидела как влитая на стройной фигурке. Даже не по размеру кроссовки, с сильно затянутыми шнурками, не портили общий вид.
– Сначала в Кабул в штаб, уладить формальности. Оттуда транспортным самолетом в Союз. Домой летишь, девочка! К мамке с папкой.
– Можно я останусь? – робко спросила Анзурат. – В санчасти всегда есть работа.
– Можно Машку за ляжку, а в армии говорят «разрешите», – хмуро бросил Зимин.
– Разрешите я останусь, – повторила девушка, скользнула взглядом в сторону Старцева и опустила глаза.
– Во-первых, это приказ, причем, не мой, – жестко ответил прапорщик. – Во-вторых, здесь тебе не санаторий. Здесь война! А тебе жить надо, детей рожать.
– А им? – Анзурат показала на Старцева.
– Что им? – не понял Зимин.
– Им жить не надо? Ради чего они здесь?! – голос Анзурат зазвенел от напряжения, она в первый раз осмелилась разговаривать с Зиминым в таком тоне.
Прапорщик вытащил сигареты, прикурил. Выпустил облачко дыма в низкий потолок. Наконец сказал:
– Я тебе отвечу, как военный: они выполняют свой интернациональный долг. И я тебе отвечу, как сын, муж, отец двух сыновей: я понятия не имею, в чем этот долг заключается!
***
Они прощались. Высокий, широкоплечий десантник и маленькая смуглая девушка. В нескольких метрах от них стояли два пятнистых Ми-24. Лопасти с ревом набирали обороты, взметая вокруг песчаную пыль.
– Ты береги себя, Олег! – в черных глазах навернулись слезы.
– Да что со мной случится-то?! – севшим от волнения голосом ответил Старцев. – Это ты себя береги. Пиши мне
