ударник города, но он себе конкурентов плодить не хочет. Так Монгол у Дрима видак взял, с кассетами разных групп. Смотрит, как они работают, а потом по кастрюлям повторяет. Но толку пока мало. Если не считать того, что у соседей снизу люстра упала.
– Бедные соседи.
– Ага. Я поначалу думал, что он наврал. Он вообще мастер по ушам ездить. Но потом я этого соседа у Монгола на дне рождения видел. Вдребезги, – говорит, – чуть кошку не зашибло. Рассказывает, а сам радостный такой.
– Монгол… Его же Саша зовут? Он так на вас не похож.
– Не, он нормальный. Гоповатый чуток, но не сильно.
– Есть в беседке будем?
– Ну да, как всегда. Еще же тепло.
– Укропа нарежь.
В увитой виноградом беседке они расставили нехитрую дачную посуду, и Том с жадностью набросился на еду.
– Ешь, еще добавка… – сказала мать. Ее руки, жившие будто отдельно от тела, суетились среди тарелок с едой.
– А ты чего не садишься?
– Я?.. Бери хлеб. Салату? – она задела рукой солонку, и та покатилась по столу, оставляя за собой тропинку крупной сероватой соли.
– Мам, с тобой все в порядке? – Том оторвался от еды. – Что-то ты какая-то…
– Нет, ничего. – Мать отвела глаза, сказав это чересчур поспешно, и он сразу отодвинул от себя тарелку.
– Так. А чего руки дрожат? А ну, выкладывай.
– Да так, глупость одна произошла. Не думаю, что оно тебе нужно. Как-то переживу, не волнуйся.
– Ну да. Спасибо, успокоила. Теперь я точно волноваться не буду. Что случилось-то?
– Пока ничего. – Мать снова замялась, сжала край скатерти, нерешительно замолчала. – В общем, тут у папки нашего новый собутыльник появился. Галушко – фамилия. Юрист какой-то, что ли. И он предложил папке меня отравить.
– Отравить?
– Марья Афанасьевна слышала. Моя старая знакомая, еще по прошлой работе. Она сейчас на пенсии, подрабатывает вахтером в общежитии, а этот хмырь там живет. Так вот. Позавчера они зашли туда вдвоем. Пьяные в дым, ничего вокруг не видят. А этот и говорит: «Ты мышьяка ей подсыпь. Его чуть-чуть нужно, на кончике ножа. У нее почки станут, и привет. Менты ничего не поймут, это я гарантирую, мышьяк на каждого по-разному действует. А если спросят, – скажешь, что не знаешь. Или что мышей травила. Ребенок у тебя уже взрослый. Свою квартиру продашь, к нему переедешь, и жизнь у тебя сразу наладится». Папку нашего она сразу узнала, а потом ко мне на работу зашла, и все рассказала.
– Ты ему говорила?
– Сказала, конечно, что знаю. Что если что-то случится, то он сядет. Ключи у него от нашей квартиры забрала.
– А он – что?
– Ничего. То говорит, что ничего такого не было, то не помнит.
– Ясно. – Том без интереса ковырял вилкой картошку. Есть уже не хотелось.
– Как думаешь, решился бы?
– Не знаю. Может, и нет. Все-таки столько лет вместе прожили. Хотя… Ты только
