уж давно охота
вдарить точно бесеня
кабы лями мне на гота
расчехли все горбыля
кабаняк луна горбунья
мала дела у зари
что у них есть дочь зергунья
до утра не говори
гриволукой синевой
море салом громоздилось
над заросшею щекой
скал прибрежных
и кормило
их соленой мелюзгой
харя хоря кимереец
небу дулю показал
девинна ака демична
на ступи на хвост где зад
и бледнея неприлично
отправляйся на парад
* * *
Когда же ночь, как кандалами,
Смыкала глаз живой рассвет,
Рыдали филины. Мон ами –
Шептал в болоте очерет
Сметану неба рысь взбивала –
К рассвету маслом подошла.
Вокруг него кусками сало,
И олимпийская пахта.
* * *
Послезавтра я снова
Принесу пистолет.
Вместо подвига слова
Стану жертвою лет.
Год, как выстрел без грома.
День, как порох сырой.
Выше смерти плерома –
И я снова живой.
* * *
В кабаке Остожина
на двери острожина.
И внутри, как на галерах –
качка после штофа. Лей-ка!
Хлопья синей мертвой глени
осыпались на колени.
А в кабачной хабанере –
блеск канкана на пленэре.
Тело обезвиднело.
Стопка обезвинела.
А мешок табачный в глотку
клубы синего впустил.
Как бензин вливал он водку
в бак желудка. Муху бил.
Стопарей холеный ряд,
Их бока сурьмой горят.
* * *
Он под ноги плевал.
Он уходил как утка.
Он мусорку пинал.
А трель звонка как шутка.
Трехкомнатная ночь.
Сморкнулся на пороге.
Она – страданий дочь,
Рыдала в грудь подруге.
* * *
Капли – кровь кузнецов глубин,
Кочегаров земного рая.
Песню света поет рубин –
Мелом лазера глаз сжигая.
Я ношу их, как Палпатин,
Эти шляпочки красной пены.
Хлопья белых снегов-перин –
вяжут медленно шарф измены.
* * *
Было – утренняя измятость,
взгляд измученной конопли.
Арматура костей распята
на оглобле ночной тоски.
И всегда начинается жизнь,
как уродливый мумми-тролль.
И рассвет – это мера созвучий,
распивающих алкоголь.
* * *
Снег скрипит под сапогами.
Уши саднит гулкий звон.
Ветки ели седоками
Уминали сто ворон.
Разрезает нож страницу –
Это теплится заря.
Словно пишет небылицу
Моя теплая рука.
* * *
Когда
