– прямиком к нам. К ним.
Стал туда наведываться хотя бы два раза в неделю. Протирал дезинфектором мебель, плафоны, драил полы. Совершал вылазки с метлой или скребком на прилегающую территорию. Да так преуспел в очистке, – прежде всего – себя, – что замахнулся на лежачих постояльцев. Их тоже следовало каждое утро приводить в порядок. «Ох ты, ну и приснилось же тебе!» Словив ровно обратный эффект, вернулся к предметам неодушевленным, возобновив закачку сердца древнекитайским похуизмом.
Как раз собирался поволонтерить, когда меня задержал звонок:
– Владимир, свободны сегодня вечером?
– Всегда.
– Наш фонд устраивает благотворительное мероприятие. Можете поучаствовать?
– Только предупреждаю, много не дам. – «Вообще ничего не дам».
– Нет-нет, нужен гардеробщик. Справитесь? Будут уважаемые люди, они привыкли к обслуживанию на самом высоком уровне.
– Еще бы, не привыкнуть к такой мелочи.
Ладно, все мужчины в той или иной степени гардеробщики, если не исповедуют однополую любовь или не блюдут до щепетильности равенство полов. Что, по-моему, одно и то же. Только ведь это камерный опыт, не поставленный на поток.
Не проблема, мне выделят помощника.
– Если можно, по-моложе. Для пущей расторопности.
Все происходило в павильоне телеканала «Дождь», когда тот вещал со «Стрелки».
Обслуживание самого высокого уровня началось с того, что к парадному сдал открытый фургон, и парни в спецовках, чертыхаясь, втащили на второй этаж несколько массивных четырехметровых жердей на чугунных опорах. Сгрузили их в закутке, где раздевались сотрудники студии, и расположили параллельно друг другу, выдержав интервал. Отделили приемную одежды буфетными столиками из кафетерия и отвалили.
Некоторое время мы с напарником обживались в ладно организованном пространстве, прихлебывали дармовой кофе и не обращали внимания, что крюки, впившиеся в жерди, непронумерованны и без номерков. Из другой оперы. А как заметили, полундра, в спешке принялись вырезать из бумаги подобие квадратиков и подписывать их маркером. – «Эй, не забывай снимать копии», – осадил я прыть разошедшегося в скорописи подавана. Уложились впритык.
Повалил бомонд, проявив досадную пунктуальность. В другом случае, может, и похвальную, но в данном, – наверняка разбавленный записными тусовщиками, халявщиками, знакомыми знакомых и прочим сбродом, не упускающим возможности потереться локотками о селебрити и тугие кошельки, – в данном случае нет.
Завертелся маленький цирк. То есть не Вернадского и не на Цветном, а тот, вонючий, Дурова, с бесноватыми мелкими тварями вроде хомячков в колесе.
Второпях обменивая шмотки богатеев и их прихлебателей на фантики, мы лихо херили какую-либо упорядоченность. Хаотично набрасывали одежду на крюки, вставляли дубликат номерка в зазор между основанием крючка и рейкой и вновь кидались к барьеру. В итоге полчаса, – навряд ли больше, – вылились по ощущениям
