style="font-size:15px;"> – Обещаю, если ты сейчас уйдешь, я ничего не скажу Прокофьеву.
– А что ты ему скажешь? Квартира у тебя ничего так, скажешь ему, откуда деньги на нее и обстановку взяла?
– Он знает, – нахмурилась Вика. Почувствовала запах своей крови, насторожилась.
– Знает, что у тебя любовники были?
– Догадывается.
– И про Сигайлова знает?
Вика вздрогнула.
– Он не хочет ничего знать о моем прошлом, – едва слышно проговорила она.
Карамболь усмехнулся, вспомнив о своей жене. Его Аэлита танцевала в стриптизе, отдавалась мужикам в привате, и ему совсем не интересно знать, сколько у нее было таких особых клиентов. Зато подноготная Перовой его очень заинтересовала, а информацию он собирать умел, тут ведь главное очень захотеть.
– А может, твой Прокофьев просто плохой сыщик?
– Да, у меня были отношения с Сигайловым, и что?
– Были? А может, продолжаются? Банк ограбили, а отношения продолжаются. Где он? Что с ним?
Сигайлов был тем самым инкассатором, с которым Сивый ограбил банк. Парень сбежал предположительно с деньгами, прихватил одну сумку или даже две. Найти его до сих пор не могут. Так же, как и Пентиума, которого Карамболь объявил крысой. Охота на этого гада продолжается по сей день, только вот на хвост ему наступить все никак не могут.
– Я не знаю.
– Может, он деньги на хранение оставил?
– Мне? Зачем?
– А квартира у тебя откуда?
– Старую продала, новую купила. Кое-что добавила. На честно заработанные купила.
– Это ты Прокофьеву объяснишь, – усмехнулся Карамболь.
– И объясню, мне скрывать нечего!
– А сразу почему не сказала?
– А разве деньги у меня? Были бы у меня – сказала! И вернула!
– А деньги у тебя?
Карамболь сурово смотрел на Вику, но она выдерживала взгляд. Дрожала от страха, вжимала голову в плечи, но глаза в сторону не отводила.
– Нет! Можешь обыскать квартиру! – Она обвела рукой комнату – в совершенной уверенности, что денег здесь нет. Может, они и есть где-то, но не здесь.
– Может, я лучше обыщу тебя? – облизнулся Карамболь.
– Оставь меня в покое!
– Покой нужно заслужить. Давай так, я тебя саму один разок обыщу, и на этом закончим. И тебе хорошо, и Прокофьеву все равно!
– И мне все равно!
– Да? – приободрился Карамболь.
– Я не святая! И от меня не убудет.
– Вот!
– Но я не могу! Ты мне противен! Меня от тебя тошнит! Неужели это так трудно понять?!
Это была самая настоящая истерика, и Карамболь знал, как ее остановить. Он влепил Вике пощечину. От всей души влепил. И она протрезвела – и от неожиданности, и от боли, и от дикого удивления. Она ждала выстрела, а Карамболь чижика съел.
– Успокоилась?
Вика
