была подчинена привычному графику, работе в банке и тяжёлым мыслям о тщетности бытия.
В перерыве (обеденном, не от мыслей) увидела пропущенный вызов от своего нового незнакомого. Я его так и записала в телефоне. Пальцы дрогнули, выбирая ответный звонок.
– Алло.
– Привет! Ты звонил?
– Привет! Да, мы же в субботу идём на выставку, я звоню подтвердить, проверить, что у тебя всё хорошо и что всё в силе.
– А во сколько она?
– Начало в восемь. Это на пару часов, потом может где-нибудь поесть, если ты захочешь. Что, какие-то проблемы?
– Да нет… А где это?
– В Артплее. Туда не очень удобно добираться, но я буду на машине, могу тебя забрать и доставить обратно в разумное время.
– Нет! В смысле, нет, не стоит, я сама. Давай там встретимся. В восемь?
– Давай в восемь у арки. Ты была там?
– Да.
– Точно всё хорошо у тебя?
– Да, да. Спасибо, что спросил. А у тебя?
– Теперь вообще замечательно! До субботы!
– До субботы!
Осталось выжить три с половиной дня.
И придумать, как отпроситься.
***
Какое небо было в тот вечер. Первые сумерки, подсвеченные алым на горизонте и влажной кистью растушёванные до розовато-голубого. Спускаясь под пологую горку хотелось бежать вприпрыжку и пропускать свободу сквозь пальцы.
На повороте к творческому кварталу трамвай со скрежетом протиснулся в арку. Я перешла дорогу следом за ним и уже увидела каштановую макушку моего художника. Помахала.
– Привееет, – протянул он, – идём скорее, хочу успеть до открытия познакомить тебя с художником.
Им оказался невысокий коренастый парень неопределенного возраста. Хотя что это я опять про возраст. Приятный, похожий на викинга, с лохматыми светлыми вьющимися волосами, с аккуратно подстриженной и ухоженной бородой. Такой, будто к бороде у него больше любви. Или настроения хватило только на неё. Он вдруг странным образом напомнил мне примерно половину современных актёров-мужчин. Когда голубые глаза из-под густых бровей, волосы в хвостике на макушке, белоснежная улыбка, хорошая фигура.
На нём были кеды, тёмные джинсы и, неожиданно, мандариновая рубашка с тонким черным галстуком. У меня определенно есть вопросы к современному стилю. Что-то вроде: «Мне, конечно, плевать, что вы там обо мне подумаете, но бороду свою я мажу марокканским маслом, а так вот я какой разгильдяй, и кеды я не чистил уже три года, вообще, как проснулся, так и пошёл, я презираю все эти ваши социальные условности. А галстук у меня Эрмес. Но вообще-то я босоногий голодный художник, как встал утром нечёсанный, так и пошёл в мир». Мне от этого забавно. Хочется быть на него похожей, позволять себе всяческие вольности, потом говорить: «Я так вижу, принимайте меня такой, как есть».
– Знакомьтесь, это – Арсений, – и он протянул мне руку, – а это…
– Лиза, – я перехватила слово.
– Красивое имя, – сказал «мой» художник.
Арсений
