странное волнение росло в груди принца, ускоряя сердцебиение. Он все ближе, он чувствовал это. Но к чему? Рэм и сам не понимал, но уже вычислил нужную. Предпоследняя. Стоит словно изваяние. Черные глаза устремлены в даль. Точно она, но Рэм тянул неожиданно сладкие мгновения, подходя к каждой по очереди и мучая девчонку ожиданием. Наконец остановился напротив забывшей как дышать дарханки.
– Ты, – уже не спросил, утвердил. Дотронулся до упрямо вздернутого лица. И тоже замер, пораженный.
Родэн. Она Родэн! Рэм не мог ошибиться, он безошибочно чувствует свой род. Но как? Как это возможно, черт возьми? Кто она такая? Он никогда ее не видел. Это точно. Есть конечно колдовство, способное поменять внешность до неузнаваемости, но нужна жертва… А ведь жертва была…Была! Неужели…
Пальцы до боли сдавливают нежный подбородок, заставляя девчонку посмотреть ему в глаза. Ее зрачки расширяются, поглощая и без того почти черную радужку. Страх, животный страх плещется в глубине. Оливковая кожа холодная, будто на улице стужа, и мурашки ползут по рукам, поднимая тонкие волоски. Она в ужасе. И она из его рода. Это может означать только одно.
Губы принца нервно дергаются, обозначая хищную улыбку. Он склоняется к ощутимо задрожавшей рабыне и едва слышно шепчет ей на ухо.
– Ну привет, моя покойная жена. Давно не виделись.
Девушка моргает, чуть покачнувшись. Страх в глазах сменяется безысходностью.
– Хан Кинав, эту беру, – Рэм отдергивает руку от рабыни, демонстративно вытирая ее о халат, – Помойте и доставьте во дворец. Воняет. За оплатой подойдете к казначею.
Кинав демонстрирует чудеса гибкости, складываясь вдвое перед удаляющимся принцем, практически задев крупным носом колени.
– Уж больно хороша! Хотел за нее десять орлов выручить, мой принц, – заискивающе поет в пол.
– Семь, и помыть не забудь, – Рэм неожиданно смеется, вызвав удивление у всех присутствующих. Они еще никогда не видели элийского принца в хорошем настроении.
2. Разговор
Южная ночь вступала в свои права, даря такую долгожданную прохладу. Из искусственно выращенного сада одуряюще пахло цветущими ночными фиалками и магнолиями. Почти как дома. Если бы не эти звезды с кулак и неестественно черная тьма, плотная, осязаемая, какая бывает только в пустыне. Весь день Рэм не мог сосредоточиться ни на чем, кроме своей нежданной находки. Рассеянно смотрел перед собой на заседании городского совета. Мимо уха пропускал разговоры посла из Азру за обедом, благо никаких важных вопросов не было.
Ифе.
В другом теле, через пять лет, оборванная, затравленная, в рабском ошейнике. И все же она. Все тот же дух внутри, прорывающийся через выражение бездонных черных глаз. Неукротимый, надменный, злой. Сука. Сколько людей погибло из-за ее упрямства, глупости. Он сам чуть не умер в ту ночь. Вся ее семья… Интересно, она испытывает чувство горького сожаления из-за того, что сделала? Снятся ли ей леденящие душу кошмары, вскакивает ли она с постели, вся в холодном поту? Или же, как
