За. Придурок.
Я напрягаю мышцы рук с твердым желанием показать ему свой любимый палец, но мне слишком больно двигаться. Приходится довольствоваться уничижительным взглядом – который он даже не замечает.
Не знаю, как он это сделал, но я почти уверена, что он превратился в птицу и бросил меня на асфальт нарочно.
– Садись в машину. Мы обсудим это в академии.
Он пожимает плечами и выпрямляется.
Скатертью дорожка.
Мое внимание вновь устремляется к Карен. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее прерывает удивленный Мальчик-Птиц:
– Сейбл, ее волосы!
Сейбл?
Карен наклоняется и берет в руку прядь моих светло-русых волос с рыжими кончиками.
Где-то в процессе с меня слетела шапка. Что неудивительно, когда бежишь сломя голову, когда тебя бросают в машины или когда летишь через весь город, а потом тебя бесцеремонно швыряет на землю гигантская птица.
– Я не была уверена, верить ли в это. – Карен почти что шепчет, будто говорит сама с собой. Она потирает пряди между пальцами.
– Может, она их покрасила? – Мой затуманенный взгляд вновь падает на парня… на Стила.
Качать головой – плохая идея. Такое ощущение, что в мозгу стучат барабаны на редкость плохой школьной группы.
– Мы не можем ни красить, ни обесцвечивать волосы, – рассеянно отвечает Карен.
Парень засовывает руки в карманы джинсов.
– Я знаю. Но как еще это объяснить? У нее и так глаза странные. А из-за волос она бы выделялась еще больше.
– Эй… сам ты странный, – хриплю я. Опустив веки, закрываю свои нифига-не-странные темно-синие глаза – на меня накатывает волна тошноты.
– Вот ведь, – вновь слышится обеспокоенный голос Карен. – Прости. Давай поднимем тебя на ноги.
– Нет. Буду лежать… и помру. – Если они меня не вырубят, я с места не сдвинусь.
Стил издает короткий смешок.
– Давай, помоги мне ее поднять. Нам нужно посадить ее в машину. Дрейк завел мотор.
Ах да, меня же похищают. Чуть не забыла.
А не плевать ли мне уже?
Пока вокруг раздаются шаркающие шаги, я на мгновение задумываюсь об этом. Когда меня тянут за плечи, заставляя встать, решаю, что да, мне точно не плевать на то, что меня удерживают против воли.
Я подавляю всхлип, когда меня поднимают на ноги. Медленно приоткрываю веки и собираю все свои силы в правой руке.
Я давным-давно научилась драться не по правилам. Жизнь не предоставила мне такой роскоши, как право на честь.
Я почти вслепую бью по размытой фигуре передо мной. Зрение туманится еще больше, но об этом я подумаю позже.
Раздается стон, полный боли, а через мгновение по моему кулаку разливается и пронзает всю руку горячая волна агонии.
Боль меня радует: это значит, что я пришла в себя.
Как я и надеялась, руки, держащие меня, разжимаются.
Но
