становились особенно навязчивыми и, несмотря на усталость, подолгу не давали ей уснуть. Вместо того чтобы научить Алину жить самостоятельно, каждый миг разлуки все надежнее доказывал ей: без Антона она не может дышать. Несколько раз девушка срывалась с места, готовая сесть в самолет до Москвы или плюнуть на все и воспользоваться индивидуальным порталом. И, лишь собрав все вещи, подняв переполох в своей маленькой вотчине, состоявшей из сына и няни – Камиллы Романо, покупала билет в новый уголок света. «Еще не время, – твердила она себе, – еще не время». Но сердце тревожно сжималось в груди, шепча: «Пора, пора, пора».
Примерно три-четыре раза в неделю Алина просыпалась, едва закрыв глаза, мучимая жгучей ревностью. Ей казалось, что жених, обиженный ее решением, непременно найдет другую, а она просто не переживет, если он еще раз оставит ее. Тогда она вскакивала с постели и принималась кидать одежду в огромный чемодан, поднимая в процессе такой шум, что будила Камиллу, находящуюся в соседней комнате. И та с огромными усилиями втолковывала своей работодательнице, что с возвращением придется повременить хотя бы до утра.
С восходом солнца все повторялось. Измученная и невыспавшаяся Алина слонялась по улицам чужих городов, стараясь научить себя жить самостоятельно.
Примерно полтора месяца назад у нее появился веский повод вернуться. Стас, который раз в неделю связывался с ней по мысленной связи, передал Серебряной приглашение на свадьбу Алисы и темного Макара. Тогда она находилась в Лос-Анжелесе. Купив дорогие подарки новобрачным, Алина отправилась в аэропорт, но вместо того, чтобы сесть на рейс до Москвы, улетела в Париж. У нее пока не было сил вернуться домой.
Раз пять она почти решалась позвонить Антону и попросить его приехать к ней, но что-то неизменно останавливало ее. То расшалится сынишка, то в дверь номера постучит официант с полным подносом еды, то волна прибоя намочит аппарат, и он перестанет работать.
Она, как мантру, повторяла по сто раз на дню: «Если мы не научимся усмирять горящий внутри огонь, то погубим и себя, и других», но звучало это уже не так убедительно, как сразу после финальной битвы с Сантьяго. Тогда – измотанная, еле стоящая на ногах – она верила в то, что поступает правильно. Сейчас от былой уверенности не осталось и следа. Лишь упрямство и дурацкая гордость заставляли ее идти до конца в неосмотрительно принятом решении, хотя в глубине души она уже поняла всю тщетность своих усилий. То, что она хотела усмирить, разгоралось лишь сильнее.
После порции ежевечерней пытки грезами Алина встала и, не торопясь, пошла по успевшему остыть песку к своему бунгало. По пути ей встречались целующиеся парочки, большинство из которых забудут о существовании друг друга, едва ступив на родную землю. Но сейчас их довольный вид, плотно льнущие в едином порыве тела и звонкий смех причиняли Серебряной почти физическую боль.
– Нет, надо возвращаться домой, – прошептала Алина, сама не веря в то, что
