им мужем! – говорит он, глядя мне прямо в глаза. – Ты мне веришь?
Тихонько отвечаю:
– Да, Юрий Игнатович…
– Тебе можно просто Юра.
– Юра, – послушно повторяю.
Очень боюсь, что он сейчас наклонится и прикоснется ко мне губами, но он не делает этого, лишь продолжает пристально разглядывать мое лицо.
– Ты красивая, Лизонька! Такая чудная девочка, как шоколадка! Шоколадные волосы, глаза, бровки домиком, а я очень люблю шоколад! Ты мне понравилась…
Чувствую, надо что-то сказать в ответ, а слова не идут – замерли где-то в горле и наружу никак не хотят. Смотрю на Юрия и пытаюсь найти в нем хоть что-нибудь притягательное. Только нет в нем ничего, что могло бы меня привлечь.
Навскидку ему лет пятьдесят. Кажется, он одного возраста с моим приемным отцом: в его черной шевелюре столько же седых волос, а глаза хоть и голубые, но какие-то тусклые, и морщин вокруг глаз и на лбу у него много, зато стройный, подтянутый… Ну, хоть что-то.
– Лиза – очень хорошая девочка! – встревает в нашу интимную беседу моя приемная мать, Марисоль. – Вы не пожалеете, что выбрали ее. Она – моя любимица! Ближе всего к сердцу…
Это правда, я знаю. Она всегда выделяла меня среди приемных дочерей, а их у нее сейчас уже больше десятка. Я ее любимая, самая послушная девочка.
Марисоль сидит рядом с моим приемным отцом, они держатся за руки и смотрят на меня с Юрием с большим одобрением.
– Лизонька – сокровище! – это уже говорит папа Авзураг.
От их похвалы у меня краснеют щеки. Юрий это замечает и еще больше умиляется.
– Вижу-вижу, прелесть! – говорит он им, а потом снова поворачивается ко мне: – Лизонька, я заберу тебя в феврале, тогда и поженимся! А пока мне нужно всё подготовить к твоему приезду…
И он всё же тянется ко мне своими мятно-табачными губами.
Я зажмуриваюсь, еле выдерживаю эту «ласку». Изо всех сил стараюсь не сморщить губы.
– Ну-ну… – он всё же замечает, что мне до жути не по себе. – Оглянуться не успеешь, как ко мне привыкнешь!
На этом он отпускает меня, жмет руку Авзурагу, кивает Марисоль и уходит из кабинета отца.
– Ну? Как он тебе?
Приемная мать тут же вскакивает с кресла, присаживается ко мне, берет за руку.
Я не знаю, что ей ответить, она описывала его совершенно другим.
В моем понимании симпатичный чернобровый спортсмен выглядит совершенно не так. Но у нее, похоже, свое видение прекрасного.
– Он старый… – всё же выдавливаю из себя правду, хоть и знаю, что разочаровываю приемных родителей.
– Ну да, не юнец… – поджимает губы мама Марисоль. – Но это же плюс!
– Какой же это плюс? – этот вопрос вырывается из меня, словно черт из табакерки.
– Ну как же! – всплескивает руками она. – Чем старше мужчина, тем с ним проще! И тем больше он будет тебя любить… Ты же хочешь, чтобы тебя любили, ведь так? Я сама тебе его выбрала!
– Ты мне его выбрала? – хмурю брови.
– Конечно! Настояла, что именно тебе жениха выберу я! Он добрый, щедрый, заботливый, у него нет детей… После смерти оставит свою фабрику тебе!
– После смерти?
Меня больно режут ее слова. Мы ведь только должны пожениться, а приемная мать уже рассуждает о смерти… Что же это будет за брак такой?
Впрочем, я всегда знала, что она очень меркантильная, как и ее муж. Ведь правда, по ее логике получается, что у меня не жених, а сплошное золото-бриллианты. Марисоль всё на свете деньгами меряет, недаром на ней вечно украшений прямо как на новогодней елке, и каждый день разные. В этом плане муж балует ее безбожно. Впрочем, отчего бы не баловать, если деньги есть. Приморская гостиница, в которой мы все живем, приносит семье Габарашвили отличный доход, плюс калым, который платят женихи за каждую из приемных дочерей… Можно золотом хоть с ног до головы обвешаться, и еще огромная куча останется.
Каждую из нас выдают замуж сразу по наступлении совершеннолетия. Мне исполнилось восемнадцать позавчера, пришел мой час… И все-таки я надеялась, что мне они выберут кого-то, с кем можно будет жить не зажмуривая глаза, а заодно не затыкая нос. Ведь я – любимица! Я четыре года исполняла всё-всё, что мне велели, я очень старалась, вела себя идеально, я заслужила!
«Грязная маленькая Лизка! Ты ничего хорошего не заслуживаешь!» – не мои слова… и даже не слова моих приемных родителей. Этот голос появляется в моей голове, когда происходит что-то плохое, и принадлежит он моему биологическому родителю – тому, кого не видела много
