я. – Отказаться – обидеть Левку, и тогда события примут совершенно другой оборот. Согласиться – Шевелев и отравить может.
– А мы только из-за стола, Лева, – радостно сообщает Игорь, кривит и без того морщинистую, как у моржа, морду и хлопает себя по животу. – Ты ешь, а мы посидим рядышком, водички похлебаем.
– А потом по городу пойдут слухи о моей жадности. Вон, Вадик первый раз в жизни ко мне приехал, а я его и угостить не могу, – сокрушается Левка и смотрит на меня внимательно.
– Да, мы поели, – киваю я. – Уже не лезет.
– Ну, хоть по пятьдесят грамм за встречу, – упорствует Шевелев.
Я терпеть не могу такое вот настырное гостеприимство, но тут выбирать не приходится. Пан или пропал, как говорится.
И как только мы с Игорем рассаживаемся за столом, Шевелев дает знак официанту. Тот молниеносно понимает хозяина и разливает по хрустальным рюмкам беленькую. Вот только этого мне сейчас и не хватало. После сигаретки с дурью!
– Ну, за встречу, – бубнит Левка, и когда я тянусь к нему чокаться, не скрывая изумления, пялится на мой браслет. – Знаковая вещица, – заявляет он. – Откуда она у тебя, Вадим Петрович? Купил где-то?
– Нет, – мотаю я головой. – Он давно у меня. Лет с восемнадцати. Может, и не модный уже, но я ношу, как память о друге. Мы с ним со школы не разлей вода были. Вместе собирались в летное поступать. Я в медицинский пошел, а он на юрфак. Сгорел от рака лет десять назад, – печально бросаю я и чувствую, как от старой утраты вновь сжимаются скулы.
– Ты сейчас о Рудике Каминском говоришь? – уточняет Левка и смотрит на меня, не мигая.
– Да, о нем, – замечаю коротко. – Он моего Кирилла крестил.
– И мою Ленку, – криво усмехается Шевелев. – Хороший мужик был. Правильный. Моя правая рука. Даже не знал, что вы знакомы.
– Так он же меня к вам домой и привозил, – улыбаюсь я. Вот и браслетик пригодился. Хотя надевая его, я не рассчитывал на какие-то общие воспоминания с Шевелевым.
– Я тогда мало соображал, Вадик, – едко ухмыляется Левка. – Давайте помянем хорошего человека, – предлагает он, и я замечаю в его глазах слезы. Вишь, как проняло. Видать, что-то человеческое осталось в Шевелеве.
За Рудика я выпиваю до дна. Тянусь за соленым огурцом, закусываю, не поморщившись. Накладываю себе в тарелку холодец и горячее пюре. Ем, будто меня три дня не кормили.
– Тогда, Вадик, – обдумывая каждое слово, цедит Левка, – расклад совершенно другой. Ты пришел ко мне как добрый доктор, но посторонний человек. Но раз ты знал моего Рудика и дружил с ним, то и мне не чужой. А поэтому решим насчтет долга так. Пусть твоя невестка поработает ротиком, и мы в расчете.
Я чувствую, как меня захлестывает волна ярости и возмущения. Был бы жив Рудик, вопрос бы решился совершенно иначе. И если бы Кириллу не пришло в голову положить болт на Леву…
«Гребаный экибастуз!» – мысленно рычу я, призвав на помощь всю свою выдержку, а вслух
