растерянно взвизгнула Марина. Игорь Ильич пришел на выручку:
– Так, женщины, хватит слезы лить, да еще при Даньке. Я сейчас иду с ним гулять, а вы разбирайтесь. Страшного ничего не случилось, все живы – здоровы. Мы придем – чтобы все были в форме, и никто не ревел, да, Данька?
– Левут только девчонки, – смущенно выдал Данька и взял деда за руку.
– Игорь, какой гулять? – вскочила с дивана Нина Алексеевна, – у меня же стынет все. Когда же есть?
– Остынет – разогреешь, – Игорь Ильич подхватил Даньку на руки и прямо в тапочках вышел из квартиры.
Тишина повисла в комнате, и ее можно было брать руками, разрывать на части и перемещать куски с места на место. Слышно было, как тикает крошечный будильник и на кухне бормочет телевизор.
– Да-кх-кх, – прокряхтела бабушка и снова потянулась за валерьянкой.
– Ты мне только одно скажи, – очнулась Нина Алекссевна, – вы уже развелись? Или еще что-то можно наладить?
– Да что там можно налаживать, мама! – почти закричала Марина. – Да, развелись, – сказала она уже спокойнее и присела на кресло. – Ничего вернуть нельзя, жить мы пока будем здесь, а потом что-нибудь наладится.
– Да-кх-кх, – бабушка снова изобразила тяжелый вздох и укоризненно покачала головой. – Что делается – бегут куда-то, ссорятся, разводятся. Мы с дедом прожили пятьдесят шесть лет, и хоть бы кто из нас о разводе заикнулся. Да мы и не знали ничего ни про какие разводы. Женился – живи. Чем плохо?
– Так, подожди, – снова засуетилась Нина Алексеевна, – а работать ты собираешься? Алименты Андрей платить будет? Почему вы не разменяли квартиру?..Это надо пережить. Сейчас все всё поймут, успокоятся и больше не будут задавать никаких вопрос. Третий уровень сложности. Никто и не говорил, что будет легко. Но никто и не подозревал, что так сложно.
Марина отвечала на вопросы, но так и не смогла сказать ни о любовнице Андрея, ни о будущем ребенке. Расстались. Не подходим друг другу. Отношения сошли на нет, и все такое прочее. На квартиру не претендую, деньги Андрей будет давать на Даньку, видеться с сыном тоже будет – время от времени.
Сплошная ложь. Неужели теперь это на всю жизнь?
– Да-кх-кх, – издала бабушка свой знаменитый звук, который мог означать все, что угодно. Сейчас он говорил о том, что она совсем не одобряет ни политику молодежи в отношении семьи, ни свою внучку, которая поступает так глупо и неразумно. Впрочем, ни одного укоризненного слова вслух. Все очень интеллигентные, очень мягкие и обходительные. Только вот Марине почему-то хотелось взорваться и сказать что-нибудь ужасное по поводу их интеллигентности. Хоть кто-нибудь знает, как ей плохо? Хоть кто-нибудь в этой дурацкой семье разводился? И, слава богу…
*****
Ее оставили в покое через полчаса. Бабушка, утирая слезу, пошла прилечь, мама со скорбным выражением лица, означавшим, что в их семье наступил конец света, отправилась на кухню второй раз
