заходили в Дурной Зад, но о них рассказывали множество историй. Волшебники обычно мудрые, припомнила она, и очень старые, а еще они творят могущественные, сложные и таинственные чудеса. Кроме того, все они носят бороды. Поскольку все без исключения мужчины.
В данном положении вещей крылась какая-то фундаментальная проблема, которую Эск никак не могла разрешить до конца. Почему бы…
Церн и Гальта пронеслись сломя голову по дорожке и, пихая друг друга, остановились под деревом. В обращенных на сестру глазах читалась смесь восхищения и пренебрежения. Волшебники и ведьмы были объектами благоговейного почитания, но к сестрам это не относилось. Почему-то известие о том, что твоя сестра учится на ведьму, вроде как обесценивает эту почтенную профессию.
– На самом деле ты ведь не умеешь творить чары, – заявил Гальта.
– Конечно, не умеет, – подхватил Церн. – А что это за палка?
Эск оставила посох прислоненным к дереву. Церн с опаской потыкал его пальцем.
– Пожалуйста, не трогайте его, – торопливо предупредила Эск. – Он мой.
Обычно Церн реагировал на просьбы примерно с такой же отзывчивостью, как реагирует шарикоподшипник, но сейчас, к преогромному удивлению мальчика, рука его замерла на полпути к посоху.
– Не больно-то и надо, – пробормотал он, чтобы скрыть свое смущение. – Обычная старая палка…
– Это правда, что ты умеешь творить чары? – спросил Гальта. – Мы слышали, как матушка говорила об этом.
– Подслушивали у двери, – добавил Церн.
– Ты же сам только что сказал, что я ничего не умею, – беспечно отозвалась Эск.
– Так умеешь или нет? – Лицо Церна покраснело.
– Может быть.
– Не умеешь!
Эск посмотрела на него. Она любила своих братьев – когда напоминала себе, что так положено, – хотя обычно считала их сборищем громких воплей в штанах. Но в том, как пялился на нее Гальта, было что-то поросячье и очень неприятное, словно она нанесла ему личное оскорбление.
Она почувствовала, как по телу ее пробежала дрожь, и мир внезапно показался ей чересчур резким и отчетливым.
– Умею, – возразила она.
Гальта опустил взгляд, и глазки его сузились. Он злобно лягнул посох ногой.
– Старая палка!
Эск подумала, что сейчас он – вылитый злобствующий поросенок.
Панические вопли Церна заставили родителей и матушку броситься к задней двери и вихрем промчаться по засыпанной шлаком дорожке.
Эск с мечтательно-задумчивым видом сидела в развилке яблони. Церн прятался за деревом, и его лицо было не более чем ободком вокруг багровой, вибрирующей, надрывающейся глотки.
Гальта с довольно изумленным видом стоял на куче уже ненужной ему одежды и шевелил
