Даром, что муж тоже сидит…
Старуха переходит на шепот:
– Сына у меня, Александра, тоже взяли. Сидит теперь. Не пущают к ему. Он, говорят, контрразведка. Нельзя.
Шепот прерывается всхлипываниями.
– Второй уж месяц. А какой он контрразведка, коли чуть жив. Пришел из Германской, газами его отравили. Кашляет, что твое же дело. Постоянно. И харчок с кровью. Прямо сказать, – не жилец, а его в тюрьму…
– Строго, однако, у вас.
– Просто беда. Замаяли чисто. Вот вечером придут – сам увидишь.
Спохватилась, не сказала ли лишку.
– У вас бумаги-то есть?
– Это уж не беспокойся, бабушка. С линии приехал. Без бумаги там не проедешь.
Сильно хлопнула входная дверь. Старуха поспешно вышла.
Началась перебранка. Хриплый женский голос выкрикивал на слова старухи:
– Ежели он сидит, так мне всю жизнь плакать?
– Много их, большевиков-то, слез не хватит.
– Кого стыдиться? Не украла – своим торгую. Людям глянется.
Совсем, видно, оголтелая баба.
В полчаса
Против постоялого – большой каменный дом. Видимо, какого-нибудь купца. Над воротами вывеска, которую раньше не заметил: «Каинская уездная земская управа».
Из ворот выходят крестьяне. Небольшими группами, человек по пять-шесть. Одна группа задержалась в воротах. Раскуривают.
Кирибаев переходит дорогу.
– Что много народу плывет?
– Собрания тут была.
– Насчет чего?
– Да обо всем. О школах сейчас шумаркались.
– Денег, поди, нет?
– Это нашли бы. Учителя нет. Половина школ без дела.
– Ребята баклуши бьют, а им хоть бы что! – оживленно откликается один крестьянин.
– Выбирали, так что сулили! У нас школы первым делом. Нарошно двух учителей посадили в управу.
– Не выходит, значит, у них дело? – замечает одетый хуже других высокий мужик.
– Про кого это говоришь? – злобно набрасывается на него старик, не проронивший до этого ни одного слова.
– На ту, видно, сторону гнешь!
– Никуда не гну. Говорю, не выходит дело, и вся.
– Ребят-то у тебя раньше учили? Лучше, по-твоему, было при той власти?
– Да не к тому я. Чего присыкаешься. К слову пришлось.
Старик поворачивает вправо от ворот и бурчит:
– Как чирей на язык – слова-то у них! Посадить вот сукина сына.
– Садили которые! Поди, донеси! Похвалят на старости лет. Медаль дадут. Мне вон дали… за японску. Потом, обращаясь к другим, прибавляет:
– По бокам надпись: «Вознесет тебя господь в свое время». Ловко?
– Чистохвалы, известно, – неохотно соглашается один. Остальные молчат.
Кирибаев жадно прислушивается.
Делает выводы:
«Есть,
