люди в изнеможении и безразличии к родным местам пали на землю. Отлежавшись, принялись рассматривать друг друга. Лица смутно знакомы: то ли соседи, то ли родственники; возможно, бывшие жёны и мужья. Разбились на кучки случайным образом. Стали возводить жильё. Из двух-трёх разрушенных изб отстраивали одну. Строительные бригады превращались в семьи. Так легче надеяться, строить и жить.
Через два года появился ордынец. Осмотрел дворы. Посчитал животину, замерил поле ржи, пощупал бицепсы у мужчин, походя хлопнул по двум-трём женским задам и уехал. Приказал ждать осенью.
Стали наезжать и дворовые местного князя. Они с прищуром оглядывали подрастающее хозяйство и, пощёлкивая кнутами, молча уезжали.
Подошла осень. Женщины возились с детьми и хозяйством. Мужики гадали, кого из них и что из накопившегося добра заберут монголы. Накануне событий над селом сгустились грозовые тучи. Молнии сверкали, гром не смолкал, но дождя не было. Лишь меж изб загуляли пыльные смерчи. Они вмиг валили изгороди, срывали крыши, рвали бычьи пузыри на крохотных окнах. К заходу солнца всё стихло. В страхе затихли и люди, опытным сердцем чувствуя близость ещё большей беды.
Предчувствия не подвели. Утром на село покатилось серое облако пыли, за ним послышался топот копыт. Селяне прятали скотину, прятались сами. По дворам уже шныряли, гремя оружием, мечники местного князя. Торопились, боялись кого-то. Хватали зерно и живность, что на глаза попадались. Для острастки и дабы продемонстрировать власть свою, местную, секли тех, кто ближе оказывался.
Князь, важно восседая в богатом седле, рассматривал единственную в селе грудастую бабу. Главный мечник ожесточённо драл ей волосы, когда бросалась она к валявшемуся в пыли грудному ребёнку. Князь кнутом хлестнул дурно орущую бабу, им же огрел неумелого мечника и отъехал в сторону кулей с зерном, по пути конём затоптав ребёнка.
Управились быстро. Загрузились данью, бабой в качестве штрафа и спешно исчезли в облаке всё той же серой пыли. Позади остались разорённое село, затоптанный ребёнок, бабы, ревущие в страхе, и мужики, в ещё большем страхе, безмолвно глядящие вслед княжьей ватаге.
Чрез время немалое народ расползся по выпотрошенным избам. У кого сохранились силы, молились, благодаря Бога за счастливое спасение. Придя в себя, стали собирать обронённое воинством зерно, проверять заначки. Подсчитали – еды на зиму всем не хватит. Чтобы не помереть голодной смертью, надо что-то предпринять. Глаза тех, которые покрепче, забегали по старым соплеменникам и не оклемавшимся после порки детям. Принятие решения оставили на завтра: утро вечера мудренее.
А завтра, с рассветом, по утрамбованной конной дороге нагрянули ордынцы. Гневу и безумству их не было предела. Кто посмел похитить их зерно, их животину, их рабов? Тотчас убили старых и хилых. Жестоко высекли остальных. Но не это главное. Важен порядок. Старший воин затребовал на правёж местного князя.
К вечеру прискакал тот
