для моих истерзанных нервов, для которых не прошла даром двадцатилетняя отсидка срока в интернете. Пришлось перестать с ней на какое-то время общаться, закрыть наглухо окно (это при 35-градусной жаре!), достать из морозильника припрятанную малинку, купленную в лучшие времена, чтобы утешить себя хоть через желудок в такой вот крайней ситуации, и врубить, как всегда безотказно помогающего забыть о безумном мире Моцарта.
Но как долго мой мозг будет справляться с такими непосильными нагрузками, я, честно говоря, не представляю. Так что, добрые тётеньки и дяденьки – надевайте свои не слишком белые халаты и приготовьте носилки и смирительную рубашку.
Жизнь во внутренней эмиграции
С чего всё началось? Конечно же, с бабушки, которая принадлежала к последним могиканам – в итоге начисто исчезнувшей русской интеллигенции. Вернее, с того, что она любила читать вслух. А ребёнок лежал в колыбельке и слушал. Но никто об этом и не подозревал. Как не подозревали и в дальнейшем, что ребёнок-то, оказывается, освоил грамоту! На это просто никто не обратил внимания. Заниматься с Любочкой было некому – все работали, кроме старенькой прабабушки – матери бабушки.
Да, собственно, бабушка не была ещё тогда настоящей бабушкой-старушкой – когда Любочка родилась, ей было сорок с хвостиком. И прабабушка была совсем не старой – ей было чуть больше лет, чем сейчас мне. А я себя старухой не считаю!
Когда вдруг поняли, что ребёнок-то вовсю шпарит, бегло читая любой текст, были страшно удивлены – никто ведь ему ничего не подсказывал и не объяснял. Да и возраст-то неподходящий, кроха совсем ещё, три с небольшим. Какое тут чтение! Ещё в погремушки играть надо. А потом выяснилось уж совсем невероятное – оказывается, Любочка знает всего «Евгения Онегина». Это обнаружилось случайно. Пошли на ёлку на бабушкину работу. И там все дети становились на стульчик и читали детские стишки. А когда туда поставили любимую бабушкину внучку, она выдала такое: «Мой дядя самых честных правил…», читала долго и не хотела остановиться, пришлось применять насилие, что закончилось жуткой обидой и рёвом.
В школу тогда принимали только с семи лет. И вот за эти три года – с четырёх и до семи – Любочка добралась до многих произведений русской классики, которых в изобилии содержала бабушкина библиотека. И тётушка привозила детские книжки из Ленинграда буквально чемоданами – ещё не было книжного дефицита, как тогда, когда у меня родилась дочка, и книги для неё мы доставали с большим трудом, сильно переплачивая и вообще идя на всяческие ухищрения.
В общем, в школе Любочке было нечего делать. Из множества прочитанных книг она узнала про всё на свете гораздо больше, чем это было положено по школьной куцей программе. Ей было там скучно, потому что учителя ею не занимались, а автоматом ставили одни пятёрки. Внимания требовали те, кто плохо
