А записку я храню здесь, у сердца. На всякий случай.
Я внимательно смотрела на него. Вид у Клавьера был крайне респектабельный, свежий, если не сказать лощеный, и самоуверенный. Одет он был с иголочки, как всегда: молочного оттенка сюртук, великолепный, хорошо повязанный галстук гранатового цвета с умопомрачительной бриллиантовой булавкой, высокие, предназначенные для верховой езды сапоги а ля рюсс18 из мягчайшей шоколадной замши. Изящные запонки из весьма модного нынче сердоликового камня украшали шелковую сорочку у запястий… Прическа у него была другая, а ля Тит19, но светлые волосы были завиты очень искусно. В общем, и эта одежда, и эта прическа ему очень шли, и он выглядел даже лучше, чем обычно. Во всяком случае, он нисколько не походил на затравленного, побитого обстоятельствами врага Консулата.
«Возможно, это Тереза так о нем заботится, ведь он вроде бы сейчас начал жить семейной жизнью, – предположила я мысленно. – Впрочем, что за вздор! Тереза – ха, образец вкуса!» Мне было известно, что эта львица моды однажды явилась в Оперу в натуральной тигровой шкуре, перехваченной золотым поясом и доходящей едва ли до колен, с колчаном, усыпанном бриллиантами, за спиной, – тут можно было говорить о чем угодно, только не о хорошем вкусе.
–– Да, у меня все хорошо, – заявил он, заметив мое пристальное внимание. – И успокойтесь, я не собираюсь вливаться в ваши ряды и лично поднимать белое знамя. Я лишь хочу осложнить корсиканцу жизнь, только и всего. Раз уж вы повстречались мне, я кое-что передам вашему супругу, ведь иного способа повлиять на него у меня нет.
Я молчала. Кое о чем я уже начинала догадываться, конечно. Сообщение об участии Талейрана в спасении банкира от расстрела меня в общем-то не удивило, и я сразу ему поверила, потому что оно звучало вполне правдоподобно. Морису это свойственно – раскладывать яйца в разные корзины, особенно если предположить, что через Клавьера он кое-что зарабатывает на бирже. Ясно, что он не желал его полной гибели… Однако Клавьер, очевидно, затаил зло на консула и стремится слегка подточить ножки у стула, который нынче занял Бонапарт.
–– Вы избежали расстрела за финансовые махинации, – сказала я резко, – но, вероятно, не поняли, что роялистские дела – куда более опасны. Лучше вам в них не вмешиваться.
–– Боже упаси! Даже не собираюсь. Просто я слышал, мадам, что некоторые ваши собратья по сословию колеблются и готовы пойти на службу к Бонапарту. Передайте им, чтоб не делали этой глупости. Он передушит их по одиночке, точно котят, сразу после того, как продемонстрирует публике, что обесчестил их. Читали «Монитер»? Даже в газете он их принижает.
–– Запугиваете? – спросила я насмешливо. – Неужели вы думаете, что роялисты не подумали об этой опасности быть обманутыми первыми, еще до того, как приехали в Париж?
–– Приехали-то они в Париж под нажимом, если не сказать под конвоем, – парировал он. – Но теперь они вольны бежать отсюда, пока корсиканец еще на что-то надеется и медлит. Пусть скажут ему
Сапоги, в которые заправлялись брюки.
Короткая стрижка, модная в те времена. Волосы коротко подстригались на затылке и завивались крупными прядями, направленными чуть вперед, к лицу.
