им преступления, а когда через какое-то время чуть успокоился, стал восстанавливать разобранный им сортир.
– Сколько ж там денег было? – прервал рассказ Дениса Субботин.
– Если по нынешнему курсу в рублях, то около четырехсот миллионов. Почти вдвое больше, чем прикарманил, – ответил тот и поднялся из-за стола. – Пойдем, покажу.
Он привел Субботина в спальню, вынул из шкафа большой клетчатый чемодан, раскрыл на нем молнию и предъявил свою долю, пояснив, что с начала болезни не может даже прикоснуться к деньгам, сделавшимися горячими, словно угли в костре.
Георгий Николаевич склонился над чемоданом, взял из него пачку долларов в банковской упаковке и, осмотрев ее, положил обратно, после чего спросил у Дениса:
– Вы его вздернули?
Мухина после его вопроса пробил озноб, и он ничего не ответил, однако Субботин, глядя ему в глаза, настойчиво повторил вопрос.
– Сам он, клянусь… – продолжая дрожать, выдавил из себя с трудом Денис. – Совесть не вынесла.
Такое невнятное его объяснение Субботина не устроило, поскольку Леня, как посчитал он, сумел максимально ее облегчить, отсидев полностью весь свой срок, а теперь еще и вернув похищенное, и Мухин перед его напором и логикой устоять не смог.
– Шеф его психологически доломал, – отводя глаза в сторону, признался Денис. – Порассказал ему в красках о самоубийствах и искалеченных им жизнях людей, так он минут десять в голос рыдал, чувствительным гад оказался. После чего записку писать бросился.
– А еще припугнули его, наверное, – продолжал выдавливать из него по капле правду Субботин.
– Этого не понадобилось, болезнь эта чертова сама все сделала. Мы, когда он в петлю полез, в машине сидели, – объяснил, не переставая дрожать, Денис. – Поверь, я этого не хотел, Близнюк уболтал. Каюсь, не устоял перед таким соблазном.
Немного подумав, Субботин вышел из комнаты, но вскоре вернулся с бутылкой изъятого им коньяка и рюмками.
– Пойдем-ка «явку с повинной» писать, тебе это пригодится, – сказал он Денису. – Все равно ведь молчать не сможешь, даже если деньги обратно вернуть. Напишешь, и в следствие сразу поедем, здесь тянуть нечего. А то возьмешь да руки на себя наложишь, как Леня.
Придя на кухню, Субботин наполнил коньяком рюмки, назвав это лекарством от страха, и поднял одну из них.
– Чокаться не будем, не тот случай, – объяснил он Денису. – Не взыщи, что так получилось, но я иначе не мог.
Молча выпив, они стали зажевывать французский коньяк лежавшими в пакете на столе сушками, пока Денис не нарушил наступившую тишину:
– Словно за покойника выпили.
– Погоди себя хоронить! – прикрикнул на него Субботин. – Тебе еще жить да жить.
Все то время, что Мухин трудился над написанием «явки с повинной», Субботин, стоя возле окна, рассуждал вслух о юридических тонкостях
