как ей становится легче. – Я пыталась быть доброй с Шарлоттой, потому что она плакала. И потому, что я потратила несколько месяцев своей жизни, отстирывая ее помаду с твоих наволочек. Поэтому она для меня не совсем посторонний человек. А однажды я нашла одну из ее бриллиантовых сережек-гвоздиков, которая застряла в половице столовой, и Шарлотта подарила мне большой красивый букет цветов в качестве благодарности. Что мне оставалось делать, когда она пришла сюда сегодня вся в слезах? – Она свирепо уставилась на него. – Надо было ее прогнать?
– Тара…
– По-твоему, она была в нормальном состоянии, чтобы вести машину?
– Тара, мне кажется, я чего-то не понимаю. – Лукас поставил свою нетронутую кофейную чашку на стол и посмотрел на Тару со странным выражением лица. – Что вдруг на тебя нашло?
Тара по-прежнему не понимала, что с ней. Связано ли это с пренебрежительным взглядом босса, которым он одарил ее непослушные волосы, войдя на кухню? Как будто она была не женщина вовсе, а робот, предназначенный для приготовления пищи и уборки. Ей стало интересно, посмотрел бы он так же на Мону О’Салливан, если бы та готовила ему сырное суфле, стоя на кухне в туфлях на шпильках и облегающем платье.
«Но ты же нарочно одеваешься как чувырла, – напомнил ей тихий голос разума. – Ты всегда так делала. Тебя учили, что самый безопасный способ быть среди мужчин – выглядеть невидимкой, и ты хорошо усвоила этот урок. Так чего же ты ждешь?»
– Я решила сменить вид деятельности, – твердо сказала она.
– О чем ты говоришь?
Тара колебалась. Лукас Конвей, возможно, бывал невыносимым, но он наверняка дал бы ей отличную рекомендацию, поскольку она работала на него с восемнадцати лет – с тех пор, как приехала в большой город.
– О новой работе, – уточнила она.
Он прищурил свои потрясающие зеленые глаза:
– Новая работа?
– Верно. – Ей было приятно видеть, что обычно невозмутимый миллиардер сбит с толку. – Я работала на тебя почти шесть лет, Лукас, – холодно сообщила она ему. – Ты думаешь, я буду готовить и убирать для тебя, пока ты не выйдешь на пенсию?
Судя по тому, как он нахмурился, он с явным трудом представлял себе свой выход на пенсию. Да и сама Тара не могла вообразить, что этот важный человек когда-нибудь перестанет работать.
– Я не должен был грубить тебе, – медленно сказал он. – Считай, что я извинился.
– Нет, не стоит делать мне одолжение. Мне пора искать новую работу.
Лукас покачал головой и мило, но решительно улыбнулся:
– Тебе нельзя этого делать.
Тара замерла. Прошло много времени с тех пор, как кто-то говорил ей нечто подобное.
«Тебе нельзя этого делать, Тара».
Эти слова она слышала все свое детство.
Она была козлом отпущения – отвечала за грехи своей матери и бабушки. От нее ждали, что она кивнет и опустит голову, чтобы никого не волновать. Будет
