поступки, совершённые под их влиянием) потому, что боялась исключительно самой себя. Потому что уже был длительный прецедент, когда я дошла до того, что совершенно сама себе не принадлежала…
Конечно, это очень приятное состояние, в котором отрешаешься от своего занудного «Я», и вроде бы воспаряешь над миром на мощных крыльях неведомых чувств. Это что-то похожее на то, как если бы ты был под действием мощного наркотика, известного только тебе одному. Но где-то в глубине твоего существа маленьким гвоздиком засела гадкая такая критическая мыслишка, что долго жить под кайфом – так не бывает, и пробуждение будет ужасным…
Так оно и получилось. И стало понятно, что вопить и стенать по этому поводу – бесполезно. Никто не услышит, можешь даже разбить свою нестандартную головку о первый попавшийся бетонный столб…
Что оставалось? Да практически – ничего. Что остаётся после налёта вражеской авиации? А между тем, надо было жить дальше.
Выхода из заколдованного лабиринта мне не оставили никакого. Я ненавидела болтаться на жизненной поверхности подобно известной субстанции, а пришлось, и не год или два, а целое десятилетие.
К тому же, годы понеслись почему-то бешеным галопом, в то время как в детстве и в молодости дни еле тянулись. Не успевала я оглянуться, как проносилась очередная невыносимая по тяжести бытовых условий зима. Летом было чуть легче, но я вообще не замечала, как оно переходило в осеннюю непогоду. Так и к могиле можно было прискакать, не успевая осмыслить, за что ж страдаю-то, за какие-такие тайные грехи?
Да, был один крупный грех. Я была закоренелой мизантропкой, и неважно, что многим делала хорошее в силу тряпичности натуры и гуманного воспитания (внушали в детстве, что нельзя проходить мимо страждущего, если можешь чем-то помочь). Но если посмотреть объективно – не лицемерят ли, опять же, те, кто привык петь сладкую песню о безмерной любви к человечеству? А на деле все эти словеса всегда оказывались полным враньём и показухой и говорились лишь для того, чтобы под их прикрытием как следует обстричь развесившее уши и попавшееся на нехитрую приманку наивное сборище, сбежавшееся послушать очередного благодетеля, коих в истории было не счесть…
Я очень поздно поняла, что человек – существо крайне непостоянное. Я-то, общаясь с кем-нибудь, вкладывала в это общение всю себя и ждала от другого того же самого. Ничуть не бывало – противоположная сторона давала мне ровно столько, сколько нужно было ей в соответствии с теми намерениями, которые она испытывала по отношению ко мне. Проще говоря, люди не относились всерьёз к моим чувствам. Да и ценят всегда только то, что достаётся с большим трудом, а не само плывёт в твои руки.
И всeго лишь однажды мне выпало много лет общаться с женщиной, которая мной прямо-таки восхищалась (что не мешало ей сурово меня отчитывать за какие-нибудь с её точки зрения проступки). Например,
