Рюцике.
– При этом сам художник, а рассуждаешь, как продавец книжного. Разве в его работах нет ничего привлекательного?
– Есть, просто…когда твой творческий путь заканчивается объяснением длины мазков десятку студентов, которые думают, как быстрее пойти в бар или уединиться в спальне – сложно найти в этом место порывам или искусству.
Рюцике посмотрела на меня с задумчивым видом, словно пыталась отыскать долю истины в произнесенном.
– Возможно…возможно, кого-нибудь из студентов вдохновят твои маски, и ты будешь гордиться ими, как мог бы гордиться собой. – произнесла она, обвив мою шею руками. – меня же ты чем-то привлек.
Я взял Рюцике за талию и поцеловал среди десяток гор Фудзи. Для нас в этот момент не существовало никого. Только мы. Ее дыхание медленно соприкасалось с моим, от чего я почувствовал еле заметную твердость в своем теле.
– Мне ничего не мешает гордиться тобой. Не хочу, чтобы мое восхищение разделялось с кем-то еще. – произнес я и почувствовал на себе взгляд Рюцике.
– Исумара, ты правда будешь любить меня?
– Буду любить.
– На все девяносто девять процентов?
– Почему не на сто?
– Я хочу оставить тебе один маленький процент, чтобы ты не забывал себя. И я не хочу забирать у тебя все, чем ты мог дорожить. Просто…будь со мной рядом, и больше ничего.
На ее шее выступила жилка, и тот час же по лицу пробежала слеза, застывшая на губах. Я прижал Рюцике к себе, что ее волосы касались моего подбородка.
– Куда же я денусь. – успокоил я, чувствуя на груди руки Рюцике. – А если уйду, кто будет меня насильником считать?
– Дурак ты, Исумара…
– Знаю. И самый настоящий.
Как бы это не звучало, но мне в ней очень нравилась та детская черта, с которой она обращалась ко мне. В ней пробуждалось столько индивидуальной свободы и трогательности, что я не в силах был порою выстоять перед нею. Все же я очень любил Рюцике. И в моей орбите была только она.
– Может, прогуляемся по Одори? – спросил я, осматривая уходящих гостей из залы. – Слышал, сейчас продают отличные дайфуку.51
– Здесь весьма уютно. Давай еще немого побудем. Нам одна сторона экспозиций остается, и после можно будет попробовать рисовые пирожные.
– Отличная идея.
– А то я уже проголодалась от вида одних гор и сакуры.
Мы прошли немного дальше, продолжая просматривать копии гравюр Хокусая. На одних изображалось хозяйство рыбного промысла, на других – сложные сюжеты в стиле Дали. Рюцике продолжала с любопытством рассматривать их, проговаривая, сколько она сможет съесть рисовых пирожных. Хоть мы и были знакомы всего два месяца, но признаюсь, что будто бы знал ее намного больше. Возможно, последние три года стертой жизни были проведены с нею. Этого я не знаю, но если это было бы так, то, наверное, я был счастлив между этими станциями
