дка остроносое лицо с хитрым прищуром.
Психиатр Юрий Николаевич нервно постукивал карандашом по планшету с записями:
– Почему вы… убиваете… людей?
Он вздохнул, видимо, с облегчением, что, наконец, задал этот вопрос. Мужчина постоянно теребил короткую бородку и вел себя так, словно это был его первый день в психиатрической лечебнице.
– А почему вы дышите? – девушка оскалилась.
– Не думаю, что эти вещи можно сравнивать. И вы обещали не отвечать вопросом на вопрос.
– Тогда снимите с меня эту гадость! – взвилась она и попыталась вырваться из смирительной рубашки.
Юрий Николаевич вздохнул и потер переносицу. Кажется, это был самый тяжелый день в его жизни.
– Почему вы убиваете людей? – настойчивее повторил он.
Девушка поджала губы, а затем скривила в ухмылке, от которой психиатр невольно вжался в кресло.
– Потому что хочу.
Трое суток Марк просуществовал без сна на одном растворимом кофе вместо еды, но зато достиг цели. Его стол в лаборатории АО «Заслон» зарос кипами задокументированных исследований. И только пару дней назад ему удалось найти идеальный баланс компонентов препарата. «Обнуление» – так Марк назвал главное детище всей своей жизни.
Он наклонился к клетке с мышами и постучал по прозрачному пластику. Взрослые особи после отката к состоянию новорожденного развили все необходимые навыки за три дня. По подсчетам Марка, человеку понадобится два месяца. Но проблема была в другом – ему требовалось разрешение на эксперимент.
Марк устало потер глаза под очками с толстыми линзами и нехотя глянул в зеркало. Распутал косматую бороду, которую давно пора было сбрить, и пригладил давно немытые рыжие вихры. Опух как алкоголик, не иначе. Он поморщился и вернулся к столу. Выхватил из тумбочки две папки, одна из них – красная и безымянная – была изрядно потрепана, как будто ее листали каждый день на протяжении нескольких лет.
Перед тем, как выйти из лаборатории Марк мысленно прочитал молитву, точнее сборную версию того, что он слышал в детстве и что придумал сам. После чего приложил пропуск к замку.
Его проект обязательно должны одобрить. Пять лет жизни, пять лет бессонных ночей и пять лет разочарований наконец-то увенчались успехом. Начальство не посмеет сбросить разработки Марка со счетов и отказать ему в очередной раз. Иначе он за себя не ручается.
Видеозапись
– Когда вы в первый раз убили человека?
Рыжеволосая девушка пренебрежительно пожала плечом:
– Не знаю, лет в семнадцать…
– И кто это был?
– Моя лучшая подруга, – усмехнулась она.
Юрий Николаевич снова вздрогнул. И так каждый раз, когда она улыбалась. Он заслонился от пациентки записями, будто щитом.
– И что она вам сделала? Какой был мотив убийства?
– Да ничего. Она оказалась легкой жертвой. Доверяла мне. Я ее отравила, а никто даже не подумал на меня, ведь я была убита горем. К слову, с тех пор у меня нет друзей. Не могу сказать, что я сильно расстроена этим фактом, потому что убивать каждого друга было бы слишком подозрительно, а соблазн велик, – она словно рассуждала какая обувь лучше подходит к ее платью: красные босоножки или черные балетки.
– Значит, никакого мотива? Просто потому что захотелось?
Девушка кивнула, и Юрий Николаевич в очередной раз нервно выдохнул:
– А остальные жертвы? Что с ними?
– Ровно то же самое. Если вам нужен мотив, то считайте меня сумасшедшей, – она хихикнула. – Ведь не зря же меня определили в эту симпатичную лечебницу. Будь я коварной интриганкой, которая наживалась бы на смертях, то мое место было бы в тюрьме, а не здесь. Хотя… мне плевать на ваше мнение.
– Регина, вы сами считаете нормальным в двадцать три года иметь послужной список в девять трупов?
– Не хотите стать юбилейным, доктор? – предложила она и захохотала при виде белого, как снег, лица психиатра.
Борис Григорьевич дотошно изучал предоставленные документы, и, пока цифры на часах лениво вели свой счет, Марк обливался потом. В кабинете начальника было душно, хотя окно открыли настежь. И судя по крупицам на лысине Бориса Григорьевича, от жары мучился не только Марк.
Начальник вздрогнул, будто прочитал в отчете что-то ужасное, а затем поднял на Марка тяжелый взгляд, который напоминал ему глаза-пуговицы у плюшевого медведя. Борис Григорьевич никогда не
