для прыжков в бассейн. Я наблюдал, как Кэп гоняет по кухне жирную муху, как она садится на ручку ножа, на самый кончик. Хрясь – и лезвие уже торчит у придурка из глаза. От ужаса я даже не заржал. Дальше веселей. Появляется мама, ахает – о, Сидни! А он отпихивает ее на пианино, выходит и садится в машину. Мама так и пролежала там до темноты, прорыдала все время. А через два дня Капитан вернулся из Джералдтона без глаза.
Слушайте, я никого не оправдываю, но, наверное, Кэп понимал, какой он гад. Иногда сам себя стыдился. Я знаю, что ему было страшно. Когда мама болела, Кэп ни черта не мог сделать. Выглядел перепуганным – настоящий баран, запутавшийся в колючей проволоке. Чем хуже становилось маме, тем меньше времени Капитан проводил дома. Я думал – какое счастье, пусть уходит, пусть напивается с копом возле магазина или торчит в сарае. Только без Кэпа было ничуть не лучше, и это чистая правда. Никому не пожелаю видеть, как его мама умирает одна-одинешенька.
В последние недели она сидела в кресле у окна и молчала. То ли от слабости, то ли от грусти. Хотя иногда оживлялась и начинала говорить. Вспоминала. Школу. Пикники. События тех времен, когда была «леди». Никогда не рассказывала о Монктоне. Только о счастливом прошлом. Будто хранила эти воспоминания в какой-то коробке много лет. Под конец мама лишь шептала и очень путалась. Постоянно повторяла три истории. Большая новогодняя вечеринка на пляже, куда мы ездили вместе. Так красиво, так романтично. Еще концерт, выступление Кейси Чамберс в Муре. И родео в Могамбере. Только я ничего не знал об этих мероприятиях, ничегошеньки. Господи, да я никогда не бывал в Могамбере. И ни на одной пляжной вечеринке. Мама тогда уже так болела, что принимала меня за Кэпа, твою налево! Видимо, действительно его любила. Этого ублюдка.
Нет, она старалась, как могла. Я ее не осуждаю. Была хорошей матерью.
И все же. Под конец я гадал – думает ли она обо мне, я ведь останусь один? Мама знала о том, что умирает. Переварить такое непросто, только неужели она не мечтала спасти меня после своей смерти?
Мама не говорила ни слова, но, мне кажется, перед Рождеством строила планы. Она тогда чувствовала себя довольно хорошо. Наверняка звонила тете Мардж. Просила – когда все случится, забери Джексона. Пожалуйста, Марджи, не оставляй его здесь. Обещай. Да, готов спорить, так оно и было. Мама обо всем позаботилась и придумала, как меня вытащить. Договорилась, чтобы я жил с кузенами в Маунт-Магните. Нам всем пришлось бы трудно, но куда ж деваться, семья есть семья, правильно?
Вот только после Рождества тетя Мардж уже никуда бы меня не забрала. Она больше не хотела видеть мою бесстыжую морду ни за какие шиши. И мама считала – так мне и надо.
Это оказалось самой большой неожиданностью в моей жизни. Самым тяжелым открытием. О собственной маме. О том, что она против меня. С тех пор я много передумал и понял – зря я удивлялся и приходил в ужас. Ведь так было постоянно, просто раньше я не замечал. Сейчас-то я уже не наивный ребенок. Смотрите сами. Почему она не уехала из Монктона, когда жить с Кэпом стало невыносимо?
