– как! Ехала ко мне и родила в поезде. Ночью было это… Вот почему очутилась.
– А вы как узнали об этом? – совершенно убеждаясь, что перед ним злоумышленник, плохо умеющий врать, поспешил спросить Ливенцев.
– Получил бумажку из больницы, – как узнал! Вот бумажка!
Подпоручик вынул из бокового кармана шинели измятую бумажку со штемпелем железнодорожной больницы: подпоручик крепостной артиллерии Ломакин извещался, что жена его, только что родившая в поезде, находится в больнице.
– Все правильно, – сказал решительно Ливенцев, – но на вокзальную территорию я вас во время приезда царя пропустить не могу.
– Как так не пропустите? – вскинулся подпоручик. – А если она сейчас вот… там… умирает?!
– От какой причины? Что вы! Успокойтесь и станьте со мною рядом. Сейчас проедет царь, и вы пойдете…
– Это черт знает что! – горячился артиллерист.
– Нет, это только порядок, не нами с вами заведенный.
У вокзала стояли уже автомобили, приготовленные для царя и свиты.
Машины были новенькие, военного ведомства, и, глядя на эти машины и представляя, как будет под «ура» толпы садиться в одну из них царь, Ливенцев совершенно непроизвольно на глазомер определял расстояние до них, чтобы сообразить, действителен ли будет выстрел этого сомнительного подпоручика, если он начнет палить из браунинга. Выстрел, а не выстрелы, потому что двух выстрелов он не успеет сделать, – его схватят. А предполагаемый цареубийца ворчал около:
– Черт знает что! Возмутительно!.. Да, наконец, какое вы право имеете мне не верить и меня не пропускать?
– Вполне верю, – отвечал не совсем правдиво Ливенцев. – Но никаких посторонних людей, кроме высшего генералитета, на вокзальной территории сейчас быть не должно, – поняли? Таков приказ коменданта крепости, который как раз там.
– Генерал Ананьин там? – настолько оживленно спросил артиллерист, что Ливенцев подумал, не хочет ли он укокошить Ананьина, а не царя, и вполне искренне ответил ему:
– Ведь вы же знали, что приезжает царь, и что бы уж вам подождать сюда приходить до его приезда!
– Ну, уж этому вы меня можете не учить! – надулся артиллерист.
– Еще бы, такого матерого я стал учить! – усмехнулся Ливенцев. – Однако ваше место сейчас около своей батареи… Вдруг проедет царь прямо отсюда в крепость, а вас как раз и не будет!
– Это уж мое дело! – огрызнулся подпоручик.
– Ваше, ваше. Вот и стойте и ждите.
Царский поезд подошел так же бесшумно, как и первый, свитский, и Ливенцев, заметив его приход, очень заволновался.
В первый раз в жизни пришлось ему охранять того, чье существование он считал безусловно излишним и вредным. И подпоручику артиллерии с лицом возмущенного первокурсника-студента, время от времени повторявшему: «Какая нелепость!» – он отвечал про себя: «Совершенная нелепость!» Он вспоминал, как сказал своему ротному Пернатому на другой день после суда в штабе дружины и удивившей его своею связностью
