впечатление, что я пытаюсь на вас надавить? Да ты не пытаешься, ты давишь, изо всех сил давишь…
– Ну не получилось у вас с заведованием – что ж теперь? – Ректор сочувственно вздохнул. – Можно ведь уйти с заведования без лишнего шума и остаться на кафедре в качестве профессора. Мы вас очень ценим…
«Надолго ли останусь? – усмехнулась про себя Галина. – На месяц, на два, самое большее на три… Хащенко постарается устроить мне веселую жизнь. Придирки, выговоры, подставы… У подлецов богатый арсенал для сведения счетов. Окончательного сведения. После случившегося мы с Хащенко на одной кафедре не уживемся. Съест он меня. Съест? Если поддамся, то съест…»
Ректор говорил долго. Галина слушала, не перебивая, иногда кивала – выигрывала время, собиралась с мыслями, просчитывала расклады. Просчитав, окончательно поняла, что осталась одна против всех. Никто из сотрудников, даже те, с кем у нее хорошие отношения, не выступит в ее защиту. Кто рискнет испортить отношения с ректором? Это ей можно рискнуть, потому что терять уже нечего. Или почти нечего. Кроме как на себя надеяться не на кого. Есть ли у нее шанс? Определенно есть. Если противостояние затянется и привлечет к себе внимание общественности, ректору будет труднее с ней расправиться. Одно дело творить беззаконие при закрытых дверях и совсем другое – при открытых. И уголовное дело сфабриковать тоже будет труднее. Как фабрикуются эти дела, Галина знала. Год назад на заведующую кафедрой экономической кибернетики доцента Грушевскую завели уголовное дело по обвинению в нарушении финансовой дисциплины при оформлении командировок. Сначала несколько раз засылали к Грушевской «казачков» с предложением взятки за экзамен, а когда поняли, что ничего не выйдет (поговаривают, что Грушевская все же брала, но с великим разбором, не с каждого), придрались к оформлению командировок. Нашли какие-то нарушения, кое-как натянули их на сумму, необходимую для возбуждения уголовного дела… Грушевская теперь пенсионерка с условным сроком. «Со мной так не получится! – решила Галина. – Я – не Грушевская. Я подниму такой шум, такую волну, что их всех смоет! Воевать так воевать!»
Под конец своей длинной речи ректор расслабился – сидел вольготно, не хмурился, глядел доброжелательно. Не иначе как принял молчание Галины и ее кивки за согласие. Да он и не сомневался, наверное, что она поупирается-повыкаблучивается, но в итоге согласится уйти по-тихому. У профессора Левченко была репутация человека вменяемого. Тем больше удивил его ответ.
– Я вам искренне советую, Евгений Брониславович, оставить эту грязную затею! – Галина встала, смерила ректора презрительным взглядом и добавила: – До сегодняшнего дня я была о вас лучшего мнения. Как же неприятно разочаровываться в людях!
– Вы пожалеете, но будет уже поздно! – донеслось ей в спину.
Угроза была высказана спокойным деловым тоном и оттого прозвучала особенно пугающе. «Рубикон перейден, – подбодрила себя Галина, толкая тяжелую дверь. – Теперь «или полковник, или покойник», как говорили на Сечи».
Выяснять
